Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков
Шрифт:
Но тот человек, который строго соблюдал день священный (в древности — день субботний), волей–неволей оказывался перед необходимостью и в то же время перед возможностью подумать о своей душе. Когда человеку было сказано: путешествовать в этот день нельзя, работать нельзя, какие-то дела делать нельзя, в конце концов он должен был остановить своё движение.
Разумеется, всегда находились религиозные формалисты, которые превращали это правило в культ и создавали настолько сложные системы запретов, что человек
Это значит, что в жизни человека могут возникнуть такие обстоятельства, когда ему необходимо нарушить этот закон. Однако правило остаётся правилом — священный день, когда всякая деятельность человека останавливается, нужен прежде всего нам самим».
Из этого дня покоя и выросла вся наша общехристианская практика постов. Сейчас слово «пост» у всех, в первую очередь, связывается с определённым воздержанием от некоторых видов пищи. Но первоначально воздержание от пищи было признаком траура и печали. Люди постились, когда молились о даровании спасения от великой беды. Однако тогда, в древности, поститься означало вообще не вкушать ничего, кроме воды.
Понимание поста как траурного воздержания от пищи, например, у могилы близкого человека дало повод Христу сказать, что ученики Его могут не поститься, пока Он с ними, пока у них радость и праздник. Когда же наступит время разлуки с Ним, тогда придёт и время Поста.
Учение о посте зародилось в те века, когда эсхатологические чаяния господствовали в Церкви. Так, пищевые ограничения, по словам батюшки, «были разработаны ещё в первые века Церкви в Иерусалимском монастыре святого Саввы.
Эти ограничения не учитывают условий жизни современных мирян — они были предназначены для монахов.
В этом известная трудность проведения поста в наши дни. Каков должен быть пост для мирян, мог бы решить Всеправославный Собор, но он давно не собирался.
Поэтому сегодня Церковь предоставляет это решать каждому по своим силам, способностям, обстоятельствам жизни и личной совести. Проще всего узнать, что конкретно для каждого подходит, проконсультировавшись со своим духовником».
Уже с первых веков христианства апостолы и Отцы Церкви были заняты мыслью о правильном христианском восприятии поста. Так, св. Иоанн Златоуст поучал:
«Общий всех нас Господь как чадолюбивый Отец, желая очистить нас от грехов, сделанных нами в какое бы то ни было время, даровал нам врачество во святом посте. Итак, никто не скорби, никто не являйся печальным, но пусть все ликуют, радуются и прославляют Попечителя душ наших, открывшего нам этот прекрасный путь, и с великим удовольствием принимают Его наставления!»
А батюшка часто вспоминал такое высказывание св. Иоанна:
«Не рассказывай мне, что я ел что-то не то, а ты лучше скажи, примирился ли ты со своим врагом, обуздал ли ты свой язык?»
Отец Александр также полагал, что каждый во время поста должен нацелиться на какой-то свой изъян, свой недостаток, который хорошо
« Самое главное, чтобы мы постом больше внимания обращали не на то, какую пищу мы едим или не едим, а на то, не “едим” ли мы своих ближних. Ближний— это самая скоромная пища. Когда человек пожирает своего ближнего, хуже греха нет!»
Отец Александр называл пост дивным, замечательным временем для христианина. Он старался передать прихожанам своё радостное отношение к посту как к мистическому времени, когда перед нами открываются дополнительные духовные возможности.
А чтобы мы не думали, что пост может быть чем-то нам в заслугу, нам даётся притча о мытаре и фарисее (Лук 18.1–8). И также притча о Закхее (Лук 19.1–10), чтобы мы поднялись над суетой, над чувственностью и другими канатами, привязывающими нас к земле. И только тогда молитва может нам помочь.
О смысле пищевых ограничений отец Александр также говорил неоднократно:
«Есть и ещё одно основание поста, касающееся именно животной пищи. Оно не очень сильно декларировано в Церкви, но многие известные церковные деятели его все-таки подчёркивают.
Дело в том, что человек не призван быть хищником. Только силой обстоятельств и Божием снисхождением ему как бы дано разрешение питаться плотью убитых живых существ. Однако это— не нормальное, не идеальное состояние, это беда человека. И на опыте проверено, что воздержание от животной пищи помогает духовной жизни.
Любое принятие пищи— это причастие плодам природы. Хлеб — это плоть зерна, пища, приготовленная из растений, — это плоть этого растения. То же самое с плотью животных, рыб, птиц, зверей…
Что бы мы ни ели, мы причащаемся природе через пищу, и таким образом природа входит в нас, живёт в нас в буквальном, прямом смысле. И кто знает, если мы едим убитое существо, не входит ли в нас его страдание, его страх, его мука?
В Евангелии нет заповеди, где было бы сказано, что человек не имеет права на жизнь живых существ. Однако Писание говорит, что блажен тот, кто “и скоты милует ”, то есть тот, кто относится милосердно к животным.
В любом случае, воздержание, хотя бы временное, от этих несовершенных видов пищи — дело несомненно благое. О пользе для организма временного отказа от скоромной пищи много пишут и современные диетологи. Все это составляет третье основание поста.
<…>
Есть также несомненный моральный выигрыш от пищевого воздержания на определённое время. Ибо всякое воздержание есть усилие нашей воли, нашей души. Каждый раз, когда мы говорим себе “нет”, мы крепнем, и всякий раз, когда мы поддаёмся какому-то влечению, мы можем духовно ослабевать.