Отец и сын с «Безупречного»
Шрифт:
Бой начался тяжелый. Загремели падающие стреляные гильзы носового орудия, синими полосами потянулся за эсминцем пороховой дым.
В это время английская подводная лодка зашла нам в тыл и успела выпустить по «Азарду» и «Гавриилу» три торпеды.
Сигнальщики заметили торпеды, и быстроходные эсминцы развернулись. Торпеды прошли по бортам и не задели нас.
Три торпеды — это более ста пудов груза, которые разом потеряла подводная лодка. А принять балласт воды для равновесия не успела. На две-три минуты ее перископ и часть рубки показались над водой…
— Снаряд! — крикнул мне Степан, не оборачиваясь. — Давай снаряд!
Я
Вот что было написано в той тетрадке. Бой произошел четвертого июня 1919 года.
Позднее, работая в архиве, я узнал, что через несколько лет после описываемых Павлом Ивановичем событий подлодку подняли водолазы ЭПРОНа [2] . На рубке ее сохранился английский номер — «Л-55». [3] Подлодку отремонтировали, и она ходила с тем же номером, но под нашим флагом в составе Балтийского флота.
1
При докладе по итогам похода начальник дивизиона эсминцев Л. Н. Ростовцев (во время боя находился на «Азарде») отметил: «…на месте лодки появился столб воды не менее чем при взрыве мины заграждения…». Однако, командование решило, что подлодка уничтожена выстрелом эсминца «Азард». Командир корабля Н. Н. Несвицкий и комендор С. Богов были награждены орденом Красного Знамени. — прим. Гриня
2
ЭПРОН — экспедиция подводных работ особого назначения, занималась подъёмом кораблей, судов и подводных лодок, а также другими подводными работами. — прим. Гриня
3
Лодка L-55, несмотря на протест МИД Великобритании, была поднята летом 1928 года. Обследование показало, что причиной гибели подлодки был взрыв мины заграждения. Данный факт, однако, никак не умаляет подвига моряков — ведь именно в бою с ними лодку снесло на мины. — прим. Гриня
УПРЯМЫЙ ЧЕЛОВЕК
В 1936 году из Одессы вышел советский грузовой пароход и взял курс на Испанию.
В те дни республиканская Испания сражалась с фашистами, и пароход вез продукты и одежду детям испанских коммунистов.
Был в команде матрос, звали его Василий.
Еще в Одессе он купил записную книжку и решил выписывать в нее испанские слова и учить их. Делал так: нарисует человечка, моряка в клешах, спросит у тех, кто испанский немного знает, и подпишет под картинкой «маринеро», что значит «моряк». Нарисует быка, подпишет «торо»… Много слов выучил Василий. Уже к Испании подходили. У самых берегов пароход захватили фашисты. Они хотели заставить советских моряков отречься от Родины. Команду бросили в тюрьму. Попал в камеру и Вася. Нашли у него фашисты записную книжку. Полистали, усмехнулись.
— Рисуй, — сказал один, — «эспозас» — «наручники», «карсель» — «тюрьма», «реха» — «решетка»… Ха-ха-ха!.. Узнаешь испанский язык.
— Ладно, — сказал Вася, — выучу и это…
Ничего не смогли поделать фашисты с советскими моряками. Продержали в тюрьме много дней и выпустили.
Пришел
А записную книжку Василий сохранил и снова стал записывать туда испанские слова: «хлеб», «друг», «девочка»…
КАК ВЫВОЗИЛИ РАНЕНЫХ С ПОЛУОСТРОВА ХАНКО
С первых же дней Великой Отечественной войны советские военные гарнизоны сражались до последнего патрона и до последнего человека…
Даже враги называли защитников наших гарнизонов бессмертными.
Но это были обыкновенные советские солдаты и матросы, и, умирая, они не знали, что их назовут героями.
Такими были и защитники Ханко…
Ханко — это порт и небольшой полуостров в Финском заливе. Бывший Гангут.
31 июля 1941 года два тральщика — «Кнехт» и «Бугель» — добрались до полуострова Ханко и стали на якорь.
Тральщикам был приказ: вывезти с полуострова тяжелораненых. За первые недели обороны в подземных госпиталях на Ханко лежало их более трехсот человек.
Ханко был под обстрелом. Горели дома, нордовый ветер нес к морю дым и копоть. И разлитая нефть плыла по воде.
Моряки освободили все кубрики и койки на тральщиках и начали принимать людей. А как принимать, если с берега бьет артиллерия, а с воздуха бомбят фашистские самолеты?
Тяжелая была погрузка… Но все-таки тральщики загрузились и еще по восемьдесят человек взяли на верхнюю палубу. Пошли…
А идти нужно было между своих же мин, узким фарватером.
Командир головного, «Кнехта», две ночи не спал и был контужен, но стоял на правом крыле мостика. Он поглядывал на море и на небо, а море и небо были чистые и ясные, как нарочно.
А когда смотрел командир на палубу — видел всюду белые повязки да костыли. И красного креста не надо, и так понятно: походный госпиталь, а не тральщик.
И вот половину фарватера не прошли, банку Аякс миновали — загремели колокола громкого боя! Тревога! Самолеты!
Госпиталь на палубе зашевелился… А куда денешься? Одно дело — атаки ждать с целыми руками и ногами, и драться, и знать, что, в случае чего, в воде окажешься, так хоть до подхода своих поплаваешь. А тут беспомощные и обескровленные люди.
«Юнкерсы» со стороны солнца сваливаются в пике, и бомбы начинают рваться около тральщика.
У тральщика какая от бомб защита? Стрелять по самолетам можно, а всей брони у «Кнехта» — ледовый пояс толщиной в десять миллиметров.
Глядит командир на самолеты, вцепился руками в поручни. Совсем дело скверное.
И вдруг слышит с палубы слабо так зашумели: «Наши… Наши!..»
И верно, наши. С аэродрома Ханко немцев увидели, и два наших «ишачка» — так истребитель наш «И-16» называли — взлетели и высоту набирают.
Немцы были заняты тральщиками и не сразу наши самолеты заметили. А когда заметили, поздно было, головной «юнкерс» задымил и в залив упал. Что тут на палубе началось! Раненые костылями машут, «ура» кричат… Бескозырки вверх полетели…
А «ишачки» только короткими крыльями покачивают.
Два оставшихся «юнкерса» бомбы как попало по заливу рассеяли, а тральщики на чистую воду выскочили и курсом на Кронштадт легли.
БОМБЫ
Это было в августе 1941 года. Фашисты окружили Ленинград и двигались уже по направлению к Москве. Каждую ночь они бомбили наши города, а советские летчики отвечать им тем же не могли: фашистам с захваченных аэродромов летать близко, а нашим самолетам до Берлина не достать — на обратный путь не хватило бы бензина.