Отец моего жениха
Шрифт:
— Что не так с газетами? — спрашиваю я, почему-то взволнованная этим разговором.
— Ладно, конечно, газеты легко воспламеняются. Но большинство людей не советуют их сжигать, особенно в доме.
— Это бумага! — огрызаюсь я на него. — Что не так?
— Токсичная бумага! — Мэтт огрызается в ответ. — Это токсично из-за чернил и из-за процесса изготовления бумаги. А внутри, когда все окна закрыты и в смеси с жидкостью для розжига, меня удивляет, что ты не потеряла сознание на месте.
Я могу сказать, что Мэтт в бешенстве,
Мэтт сразу же это замечает и перестаёт меня отчитывать.
— Ей, Кора, ты в порядке? — я смотрю в его голубые глаза, сверкающие даже в темноте, и медленно киваю.
— На самом деле у меня немного кружится голова, — признаюсь я с некоторым смущением. — Может быть, из-за этого воздуха, — слабо шучу я.
Выражение его лица мрачнеет, и он внимательно смотрит на меня.
— Ты выглядишь бледной, и я думаю, тебе нужно прилечь. Немедленно, — добавляет он авторитетно.
Я медленно киваю, слишком слабая, чтобы не согласиться. Медленно, всё ещё держась за стойку для поддержки, я разворачиваюсь и начинаю пробираться из кухни.
— Вот, позволь мне помочь тебе, — рычит он. Прежде чем я успеваю возразить, Мэтт притягивает меня к себе, его мускулистая рука обвивается вокруг моей талии. Я пытаюсь вырваться из его крепкой хватки, но чувствую слабость и понимаю, что мне нужно опереться на его крепкое тело.
Но даже больше, чем чувство слабости, мне нравится ощущение руки Мэтта Харрисона на моей талии, то, как его рука лежит на моём бедре, и то, как мне приходится опираться на него.
«От него пахнет огнём, кедром и мужчиной», — думаю я сгоряча.
Я съёживаюсь, и Мэтт крепче сжимает меня. Боже, токсины действительно добираются до меня.
Я стараюсь не думать слишком много о том, как я прижимаюсь к его мускулистому телу, когда мы осторожно начинаем пробираться через тёмный дом. В другой руке Мэтт держит керосиновую лампу, и, хотя она даёт немного света, всё же замедляет движение.
Мы оба колеблемся у подножия лестницы. Мэтт, наверное, потому что он не знаком с домом, а я потому, что слишком хорошо его знаю.
Мы оба можем поместиться на узкой лестнице бок о бок, но я знаю, что идти по ней будет тяжело. Наши тела будут тесно прижаты друг к другу, и одна эта мысль втайне волнует меня.
Но за моим волнением так же быстро следует внутренний выговор.
«Он отец Марки, — шиплю я про себя. — Знаешь, парень, за которого ты должна была выйти замуж ещё три дня назад?»
С этим смиренным осознанием я отстраняюсь от Мэтта. Он опускает руку, и в темноте мне кажется, что я вижу что-то похожее на сожаление на его лице.
— Я думаю, что смогу подняться наверх самостоятельно, — бормочу я.
Я осторожно
Большая ошибка. Без постоянной поддержки Мэтта у меня кружится голова даже сильнее, чем несколько минут назад. Однако, прежде чем я успеваю упасть, Мэтт крепко сжимает меня.
— Просто позволь мне помочь тебе лечь спать, Кора. — Он кажется раздражённым, поэтому я сдаюсь.
Что такое эти несколько ступенек? Не похоже, чтобы он думал о тех же запретных мыслях. Решив контролировать свои запретные чувства к этому мужчине, я крепко держусь за Мэтта, пока мы медленно поднимаемся по лестнице.
Как и раньше, большая рука Мэтта обвивает мою талию, а его ладонь упирается мне в бедро. Даже когда я пытаюсь вжаться в перила, чтобы обеспечить небольшое расстояние между нашими телами, это бессмысленно. А когда Мэтт так крепко держал меня за талию, пальто, которое и без того было до смешного коротким, теперь задралось намного выше моих трусиков, обнажая нижнюю часть меня.
Слава богу, сейчас слишком темно, чтобы он мог это видеть.
Наконец мы достигаем вершины лестницы, и я веду нас в главную спальню. Оказавшись в комнате, Мэтт отпускает меня, и я не знаю, чувствовать ли облегчение или грусть от этого действия.
Он подходит к кровати и откидывает одеяло.
— Залезай.
Его слова грубые, но, как ни странно, я нахожу их утешительными. Часть меня хочет знать, что он будет делать, если я откажусь, но, честно говоря, я слишком устала, чтобы даже попытаться ослушаться.
Медленно, словно во сне, расстёгиваю громоздкое пальто и бросаю его на пол рядом с кроватью. Так же медленно я наконец пробираюсь на кровать и под одеяло. Почти сразу я начинаю дрожать от их холода.
К счастью, Мэтт плотно подворачивает одеяло вокруг меня, словно уютный кокон. Но я все ещё дрожу от холода, и, как всегда бывает с Мэттом, он сразу это замечает.
— В комнате есть ещё одеяла?
— Бельевой шкаф, — говорю я ему сквозь стучащие зубы. — Прямо через коридор, — я неопределённо указываю на дверной проем.
— Сейчас вернусь.
Я смотрю, как Мэтт подходит к маленькому шкафу и достаёт с полки большое одеяло вместе с ещё одним стёганым одеялом. Он возвращается и кладёт на меня сначала одеяло, а потом другое.
— Мне так холодно, — бормочу я, не в силах контролировать свой дрожащий голос.
Мэтт садится рядом со мной на кровать и начинает энергично тереть моё тело через множество одеял. Его усилия, кажется, помогают, потому что я чувствую, как моя дрожь начинает ослабевать.
— Ты дрожишь не только потому, что здесь холодно, Кора, — мягко говорит он мне. — Ты в шоке. Пожар был угрозой, и адреналин в ответ начал циркулировать в твоём теле. — Мэтт продолжает растирать моё тело по всей длине, и это странно успокаивает, несмотря на его энергичные прикосновения. — Но теперь, когда опасность миновала, твоё тело должно вернуться в нормальное состояние. Просто расслабься, милая.