Отец мой
Шрифт:
Она быстро заморгала, а он смахнул слезы поцелуем.
– Бэлла… если бы я только знал. Я бы сказал что-нибудь… сделал бы что-нибудь. Я просто решил, что ты понимаешь, что для меня ничего не изменилось.
– С рождением Наллы все вокруг изменилось. Ритм моих дней и ночей. Мое тело. Ты и я. Ну так я и решила…
– Почувствуй меня, – простонал он, выгибаясь ей навстречу. – Почувствуй и знай… О, Боже.
Да, она отлично его чувствовала. Обернув обе ладони вокруг него, она ласкала его вверх-вниз, скользя по напряженной длине.
– Тебе нравится? – прошептала она.
Он
– Бэлла… – Он потянулся к ней перевязанной рукой, но потом остановился. – Чертовы бинты…
– Я сниму их. – Она прижалась к его губам. – И ты сможешь положить свои руки, куда захочешь…
– Твою мать.
Он кончил. Мгновенно. Но, вместо того, чтобы отступить, Бэлла лишь рассмеялась глубоким, гортанным смехом женщины, которая была уверена, что скоро займется сексом со своим мужчиной.
Он узнал этот звук. Он любил его. Скучал по нему. Он должен был услышать его…
С другого конца комнаты Налла испустила разминочный вопль, который быстро перерос полноценный, похожий на рев запускающегося самолетного двигателя крик «мне нужна моя мамэн ПРЯМО СЕЙЧАС».
Бэлла почувствовала, как эрекция Зеда ослабла, и поняла, что это произошло не потому, что он только что получил разрядку. Он мог дойти до оргазма четыре-пять раз, и это лишь в самую обычную ночь, а не после нескольких месяцев воздержания.
– Прости, – сказала она, оглянувшись на колыбельку, чувствуя, как разрывается между близкими людьми.
Зейдист взял ее лицо в перебинтованные ладони и повернул к себе.
– Иди, позаботься о малышке. Со мной все будет в порядке.
Ни в его взгляде, ни в его голосе не было ни капли осуждения. Но ведь такого вообще никогда не случалось. Он никогда не обижался на Наллу; что-что, а самопожертвование у него выходило хорошо.
– Я просто…
– Не торопись.
Она слезла с кровати и подошла к колыбельке. Налла потянула ей навстречу свои маленькие ладошки и немного успокоилась. Особенно, когда ее взяли на руки.
Понятно. Мокрый подгузник и голод.
– Я недолго.
– Не беспокойся.
Зед растянулся на черных атласных простынях, желание исчезло из его глаз, тело, лишившись напряжения, расслабилось.
Она надеялась, причиной этому стал оргазм, принесший облегчение. Боялась, что, на самом деле, это произошло потому, что он и не ждал ее скорого возвращения.
Бэлла заскочила в детскую, быстро поменяла подгузник, потом уселась в кресло-качалку и дала Налле все необходимое. Медленно покачиваясь, она держала малышку на руках и думала о том, как правы были люди: рождение ребенка меняло все.
В том числе и ощущение времени.
То, что должно было стать пятнадцатиминутным кормлением, превратилось в двухчасовое «недовольство, срыгивание, недовольство, кормление, срыгивание, икота, плач, смена подгузника, недовольство, затянувшееся кормление».
Когда Налла, наконец, успокоилась, Бэлла откинула голову на спинку качалки, ощущая привычную смесь усталости и удовлетворения.
Материнские обязанности,
Но она все же скучала по роли шеллан Зеда. Скучала по утренним пробуждениям рядом с ним, когда он двигался, прижав ее к матрасу, горячий и жаждущий. Скучала по ощущению его клыков, вонзающихся глубоко в ее горло. Скучала по тому, как выглядело его изуродованное шрамом лицо после занятий любовью: раскрасневшееся, со смягчившимися чертами, полное благоговения и любви.
А то, что с Братьями он по-прежнему оставался жесток, делало его отношение к ней еще более специфичным. Всегда.
Боже, но его сны. Она не решалась сказать, что они изменили все, но повлияли на происходящее достаточно сильно – теперь она не смогла бы уйти от него. Но вот насчет того, что ждало их в будущем, уверена не была. Зеду требовалась помощь большая, чем она могла предложить. Здесь нужно было профессиональное вмешательство, а не просто супружеская любовь и поддержка.
Может быть, Мэри могла внести свой вклад. У нее был опыт психологических консультаций, и именно она научила его читать и писать. Он не за что не стал бы разговаривать с незнакомцем, но Мэри…
О, черт, да не будет он ни за какие коврижки рассказывать шеллан Рейджа о перипетиях своего прошлого. Тот опыт был просто ужасен, а боль угнездилась слишком глубоко. Плюс ко всему, он ненавидел демонстрировать собственные эмоции третьим лицам.
Бэлла поднялась на ноги и положила Наллу в маленькую колыбельку в детской – вдруг Зейдист все еще был в кровати, обнаженный и в нужном настроении.
Но он не был. Он был в ванной и, судя по доносившемуся жужжанию и звуку бегущей воды, брил голову под душем. На прикроватном столике лежали ножницы и бинты, стягивавшие его руки. Увидев их, она могла думать лишь об одном: ей хотелось снять их собой. Не оставалось никаких сомнений: он ждал ее, ждал, ждал, а потом сдался, не надеясь уже ни на секс, ни на помощь. Наверное, ему было нелегко работать ножницами, ведь на руках шевелились лишь верхние фаланги пальцев… но, учитывая который был час, выбора особого не было: либо он сам освобождает себя от бинтов, либо отправляется на работу, не приняв душ.
Сев на кровать, Бэлла вдруг поняла, что пытается стянуть полы халата так, чтобы скрещенные ноги оставались прикрытыми. «Какой знакомый ритуал», – подумала она: ожидание, когда он выйдет из ванной. Душ будет принят, Зейдист в полотенце войдет в спальню, они будут говорить ни о чем, пока он будет одеваться в гардеробной. Потом он спустится вниз на Первую Трапезу, а она будет совершать утренний туалет в таком же уединении.
Господи, она чувствовала себя такой маленькой. Совсем крохотной по сравнению с проблемами, которые свалились на них, по сравнению с запросами своей дочери, по сравнению с осознанием того, что она хотела любящего хеллрена, а не вежливого соседа по комнате.