Отец (не) моего ребенка

Фокс Кира

В общем, напряженность так и витала в воздухе. И она грозила перерасти во что-то, но сын очень вовремя начал зевать, и Воронцова, извинившись, увела того наверх, чтобы уложить спать. У меня тоже аппетита особенно не было. Из приготовленных заранее праздничных блюд половину съели сами аниматоры, половину наверняка Валя отдала охране.

В общем, праздник удался…

Раздражение не утихало, и я понятия не имел, как с ним справиться. Разве что сорваться в спортзал и поколотить грушу. Но, как назло, в спортзале был ремонт, и пришлось бы ехать в город или хотя бы ближайший пригород, чтобы найти круглосуточный фитнес.

В итоге просто пошел

в гостиную, чтобы подумать. И хотя бы попытаться успокоиться. За окном стемнело, но зажигать свет не стал. Мне нравилось смотреть за темнеющее небо, представлять завтрашний день, думать о том, что я еще успею сделать, чтобы подняться еще немного выше. Это умиротворяло.

Медитация, как поржал бы Влад.

Мне не нравилось мое состояние. Я привык был уверенным, спокойным и невозмутимым. Любое препятствие можно либо обойти, либо преодолеть. Достаточно подойти ко всему с умом, и ты справишься. Мне много раз говорили, что я — никто, что ничего не добьюсь. Но я смог. Поднялся после предательства близких. И в этом помогал трезвый взгляд на вещи, на факты. Но рядом с этой наглой, упрямой, несносной занозой моя хваленая выдержка регулярно давала сбой.

Будь она мужиком, давно бы уже разобрался. Но с женщинами же нельзя теми же методами. Я не понимал ее, не верил. Пытался понять, какова ее цена в этом мире.

И не понимал. Казалось бы, любая уже смирилась бы, сдалась бы и стала играть по правилам. Но эта… Нет!

Время шло, а я не становился спокойнее. Я злился, что все снова пошло не по плану, что снова накосячил. И не знал, как это исправить.

В коридоре послышались тихие шаги, и почему-то я знал, чьи они. Медленно подошел к двери и тут же преградил дорогу той, что раз за разом путала мне карты.

— Ой, — тихо вскрикнула она, шагнув назад.

— Испугалась? — спросил я.

— Вы слишком неожиданно появились…

— Это мой дом. И я могу передвигаться, как пожелаю.

— Конечно, — с готовностью кивнула Женя, продолжая отступать. Я же — наступал на нее. Так же медленно, не торопливо. — Я, наверное, пойду…

— Куда? Хорошо, что ты спустилась — нам есть, о чем поговорить.

— О ч-чем? — заикаясь, спросила она, упершись спиной в стену.

— Например, о том, почему ты все время делаешь по-своему, — процедил, разглядывал свою жертву.

— Я? Да нет же, — замотала она головой. — Я не хотела ставить вас в неудобное положение, но…

— Я же запретил тебе дарить подарки!

— Вы запретили покупать, — возразила она, лишь сильнее распаляя меня своей непокорностью. — Так что фактически я ничего не нарушила.

— Почему ты все время мне перечишь?! — я уже практически нависал над ней. В тусклом свечении бра, что висело сбоку, она выглядела как-то непривычно. В глазах отразился то ли страх, то ли предвкушение. А я… Я подался вперед и поцеловал ее. Смял губы, словно наказывая за непокорность. Она попыталась вывернуться, но зверя уже было не унять. Задрал ее то ли халат, то ли ночнушку, прижавшись всем телом.

— Не… надо… - хрипло выдохнула Женя между поцелуями. Но я был так зол на нее, что почти не слышал. Раздражение, скопившееся за все это время, нашло наконец выход.

24. Александр

Даже не сразу осознал, что что-то не так. Просто в какой-то момент в голове щелкнуло — чуть отстранился и понял, что Воронцова замерла и почти не дышала. А в глазах не просто страх — настоящая паника, которую я ни разу не видел у женщин,

с которыми собирался…

Черт, да я забыл почти тут же, что еще пару мгновений назад собирался сделать с этой нахалкой.

— Эй, ты в порядке? — настороженно спросил я. Евгения будто отмерла и почти сразу сползла по стене на пол. Я даже сообразить не успел, что произошло. — Женя, ответь. Что с тобой?

— Не надо, — всхлипнула она, закрывая лицо руками. — Пожалуйста. Не надо… Не трогайте… Только не надо…

Меня словно холодной водой облили. Дело явно было нечистое и непонятное. Попробовал помочь ей встать, но та попыталась отползти от меня, из-за чего упала, задела какой-то вазон, который грохнулся и, кажется, треснул.

Наплевав на ее странную реакцию, подхватил на руки, отнес в гостиную и уложил на диван. Там Воронцова тут же отодвинулась от меня, скрючившись в какой-то непонятной позе. Ее натурально трясло, а я не понимал, что произошло. Да, я потерял контроль над ситуацией, поддался эмоциям и позволил себе поцеловать ее. Хорошо, несколько раз поцеловать, и, возможно, был немного груб. Да, мог напугать своим напором. У меня бывали и такие барышни. Правда, они довольно быстро сбрасывали маску недотроги и потом были очень даже за, чтобы мы продолжили. И ни разу я не видел, чтобы на меня реагировали вот так — беззвучно плача, с диким ужасом в глазах.

Черт, да я никогда не брал женщин силой, не бил их и не принимал подобного в принципе. Даже моя злость на эту нахалку не позволила бы переступать грань разумного. Просто припугнул бы, чтобы перестала идти поперек моих решений и научилась наконец подчиняться приказам.

— Женя, ты как? — спросил, присаживаясь рядом. Та тихо всхлипнула, стоило мне осторожно приобнять ее. — Тише, тише. Я не буду ничего делать. Обещаю.

Девушка упрямо мотнула головой и снова попыталась отодвинуться. Вообще я не был мастером по женским истерикам и обычно сразу все пресекал довольно просто — уходил. Но здесь и сейчас попросту не смог поступить также. Почему? Да черт его знает! Но то, как беззащитно и уязвимо выглядела девушка, не давало взять и отмахнуться от произошедшего. Тем более, что где-то в глубине души появилось нечто забытое и неприятное — чувство вины. Словно я нажал на какую-то кнопку, и случилось непоправимое. И мне это не нравилось. Вообще вся ситуация с Воронцовой не нравилась! Да, она растила моего сына, и за это я был ей благодарен. Но у нас с ней все время не ладилось, и это выбивало из колеи, мешало жить привычными ритмами. Сейчас, сидя рядом с ней, я уже не понимал какого набросился на нее и почему просто слетел с катушек. Злость? Да, присутствовала. Раздражение? Еще бы! Ведь упрямица постоянно делала по-своему, искажая пространство под себя, — пусть и ненавязчиво, постепенно. Неужели дело было в несчастном подарке? Я же взрослый мужик и мог пережить нелюбовь сына к щенкам. Но что-то меня все равно цепляло. И довольно сильно. А то, что я не понимал, что именно, лишь сильнее раздражало.

Какое-то время мы так сидели в тишине. Я — придерживая Воронцову, та — изредка всхлипывая. Понятия не имел, что творилось у нее в голове, но чем более спокойным становилось ее дыхание, тем больше напряжения ощущалось в ее теле. Она словно приходила в себя и вспоминала, что нужно держать оборону.

— Отпустите, — наконец произнесла Женя едва слышно. Не стал усугублять ситуацию и сделал, как она попросила. Даже отсел немного, чтобы не напугать опять.

— Успокоилась? — тихо поинтересовался у нее.