Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том II

Сивков Константин Васильевич

Разрыв с Россией должен был совершенно изменить политическую карту Европы. Правда, в этом проекте было много обманчивых грез, но сущность его была верна: в случае победы над Россией Наполеон остается властителем всей Европы.

Политика Наполеона, проводимая силой, наносила существенный вред интересам наций. Континентальная система разорила Пруссию, Швецию, отчасти Россию, ею тяготились Австрия, Португалия, Голландия. Наполеон это предвидел, не даром он хотел военной оккупацией заставить Пруссию остаться верной системе [3] , сажал на престолы своих родственников и маршалов и, в конце концов, уничтожил самостоятельность голландского короля; только положение дел в Швеции и было не в пользу Наполеона. После Фридрихсгамского мира Швеция приступила к континентальной системе, но по свойству ее вывоза и экономического состояния страны это было для нее полным разорением. Все в Швеции были недовольны, и хотя политические выгоды заставляли ее наклониться в сторону Франции, экономически она была связана с Англией, что вскоре сказалось на ее внутренних делах… Так все более и более накоплялось недоразумений между союзниками, хотя, в общем, до конца 1810 года отношения были приличны.

3

И

для этого в 1801 г. захватил устья реки Эльбы и старые ганзейские города.

Торжество по случаю свадьбы Наполеона и Марии-Луизы (1810 г.) (Гернье)

Но близость разрыва чувствовалась обеими сторонами. Континентальная система не достигла своей цели. Правда, она заставила Англию пережить тяжелые времена, она разорила многих, и само государство переживало тяжелый финансовый кризис: лопались банки, конторы; но едва ли не больше страдала сама Россия вследствие полного прекращения вывоза [4] , что и заставило правительство допускать в гавани корабли под нейтральным флагом и затем изменить таможенный тариф, довольно тяжело отразившийся на французском экспорте. Все эти меры собственно прекращали действия Тильзита и Эрфурта, так как Франция теряла те экономические преимущества, которые ей давал союз.

4

См. ст. «Экономическое состояние России накануне войны».

Граф К. В. Нессельроде (Пис. Изабе)

Политические изменения на карте Европы, в роде присоединения Голландии и ганзеатических городов а также маленького герцогства Ольденбург, владетель которого был женат на сестре государя, произвели сильное впечатление в Петербурге. Протест против действий Наполеона, как нарушающей существующие трактаты, врученный Шампаньи Куракиным, не имел никакого успеха. Александру казалось, что пора «оградить несчастное человечество от угрожающего ему варварства». И теперь начинаются усиленные приготовления к войне, конечно, не скрывшиеся от внимания Наполеона, которого международное положение дел заставило отбросить Испанию и все свое внимание сосредоточить на севере Европы. Одновременно с приготовлениями к войне обе стороны ищут союзников. В особенности нуждалась в них Россия, так как Наполеон мог заставить своих вассалов оказать ему соответственную военную поддержку. Война фактически была решена, но обе стороны притворялись миролюбивыми и до поры, до времени вели тонкую игру, прикрывая вооружения любезностями и ничего не значащими дипломатическими улыбками.

В поисках за союзниками Александр прежде всего обратил внимание на Польшу и Пруссию. Первая при известных условиях может перейти на сторону России, если только от этого улучшится ее политическое положение. Во второй царила ненависть к Наполеону, и господствующие классы были настроены воинственно. Наполеон, не получая своевременно контрибуции от Пруссии, отказывался вывести свои войска из крепостей на Одере и довольно открыто высказывал желание приобрести вместо контрибуции Силезию. Такая близость ее к Варшавскому герцогству создавала для Наполеона весьма ценную в военном отношении базу против России, а Пруссия, конечно, не могла желать дальнейшей ампутации. На этом и зиждилось единство интересов России и Пруссии. Обращая свое внимание на Польшу, Александр сделал Чарторийского посредником между ним и поляками, обещая им восстановление их отечества. Впрочем, первоначальное заявление государя носило довольно неопределенный характер и на поляков произвело весьма слабое впечатление, хотя расширение польской территории, со всех сторон окруженной соседями, не дававшими выхода к морю, было необходимо. С этой стороны слова государя могли иметь известное моральное значение, так как увеличенная в размерах Польша могла бы расширить свою торговлю, направляя свое сырье на юг и на запад, и через это поднять себя в экономическом отношении. Когда польское общество отнеслось к словам Александра недоверчиво, последний сделал категорическое заявление Чарторийскому о своем намерении дать Польше автономный и либеральный режим. Польша будет иметь полную автономию, свое правительство, армию, туземную администрацию. Государь обещает «дать такую либеральную конституцию, которая вполне удовлетворит желание жителей». Связь Польши с империей только личная: государь в России будет самодержавным монархом, в Варшаве — конституционным. Эти предложения Александра, близкие к принципам конституции 3 мая 1791 года, могли быть приемлемы со стороны польского общества, но серьезно к ним не относились в виду близости Наполеона и его политического веса. К тому же Александр не сделал ни одного публичного заявления, которое могло бы заставить и французскую партию поверить искренности Александра и в решительную минуту превратить Польшу в авангард России в ее борьбе с Наполеоном. Действительное положение дел противоречило политическим мечтам Александра, и поляки остались верны Наполеону. Итак, Польша была для России потеряна. Пруссия, реформированная Штейном и Гарденбергом, сильно страдала от контрибуции и континентальной системы и в то же время горела желанием отомстить за Йену и Ауэрштедт. Образовавшиеся тайные общества, бывшие под покровительством правительства, поддерживали в обществе воинственные и националистические чувства. Но и в Пруссии дипломатия Александра потерпела неудачу. Наполеон был сильнее желаний королевы Луизы и Гарденберга, и Пруссия осталась верна Наполеону. И второй союзник ушел от Александра. На Австрию тоже нельзя было надеяться, хотя двор и армия были за войну и союз с Россией: слишком она была слаба и зависима от Наполеона, чтобы решиться на союз с Россией. И Пруссия, и Австрия могли оказаться хорошими союзниками только в будущем, в случае перемены политической ситуации. Зато можно было рассчитывать на Швецию, которая постепенно склонялась в сторону Англии, и Бернадоту, ставшему наследным принцем шведским, пришлось идти вслед за общественным мнением. От прекратившегося вывоза товаров Швеция переживала серьезный экономический кризис, и при таком положении дел реальные интересы должны были взять верх, что, конечно, учитывалось русским правительством. Предпринимались также попытки сближения

с Англией, но последняя пока отнеслась холодно к сделанным предложениям. Пока искали союзников и предлагали Австрии вместо Галиции — незавоеванные Валахию и часть Молдавии, Чернышева отправили в Париж, и тут-то лучше всего вскрывается двойственная позиция, занятая Александром. Еще раньше, не доверяя Куракину, Александр поручил К. В. Нессельроде, отправлявшемуся в Париж по личным делам, вступить в личные сношения с Талейраном и через него, минуя посла, вести все дипломатические поручения. Когда Нессельроде явился к Талейрану, он сказал: «Я приехал из Петербурга. Официально я состою при князе Куракине — на самом деле, я аккредитован при вас; я веду частную переписку с императором и привез от него частное письмо». Через него Талейран и сообщал все важные дипломатические новости, раскрывавшие полностью затаенные планы французского правительства. Когда последние выяснились, явилась необходимость в открытых переговорах. Для этого и послали Чернышева.

Миссия Чернышева должна была разрешить «неразрешимые» недоразумения между Наполеоном и Александром: на первом плане стоял польский вопрос — от Наполеона требовали подписания польской конвенции, а затем удовлетворения герцога Ольденбургского за потерянные им владения. Согласие на эти предложения должно было укрепить союз. Наполеон прекрасно понял дипломатический маневр Александра и на все уверения в дружбе и искренности чувств оставался хладнокровным.

А. И. Чернышев

В апреле 1811 года Чернышев вторично явился в Париж с собственноручным письмом Александра по вопросу о недоразумениях между Россией и Францией, но миссия его потерпела полное крушение, чего и следовало ожидать. По существу она имела целью позондировать почву и, если возможно, узнать планы Наполеона. Открыла она только одно, что Наполеон готовится и хочет войны. Чернышев, давая отчет о своей поездке, настаивает: 1) на скорейшем заключении мира с Турцией, 2) на необходимости скорее вторгнуться в Германию и привлечь на свою сторону Пруссию и угнетенные народы, 3) потребовать от, Наполеона оставления прусских крепостей и вместо Ольденбурга, отдать Данциг с округом, 4) продолжать переговоры, чтобы выиграть время в ожидании еще большего ослабления Наполеона в связи с испанскими делами. По существу — были осуществимы только первое и четвертое предложения. Второе же могло явиться программой для будущего, но в данное время являлось только политической утопией.

Положение Наполеона, благодаря испанским делам, было не из блестящих, и уже это заставляло его переговорами поддерживать мнимую дружбу с Россией. В этом совпадали точки зрения Чернышева и Наполеона, решившего в этих целях заменить Коленкура Лористоном. Прощаясь с французским послом, который все время продолжал уверять Наполеона в миролюбии русского государя, Александр сказал следующие характерные слова: «У меня нет таких генералов в России, я сам не такой полководец и администратор, как Наполеон, но у меня хорошие солдаты, преданный мне народ, и мы скорее умрем с оружием в руках, нежели позволим поступить с нами, как с голландцами и гамбургцами. Но уверяю вас честью, я не сделаю первого выстрела. Я допущу вас перейти Неман и сам его не перейду. Будьте уверены, что я не объявлю вам войны; я не хочу войны; мой народ, хотя и оскорблен отношениями ко мне вашего императора, но так же, как и я, не желает войны, потому что он знаком с ее опасностями. Но если на него нападут, то он сумеет постоять за себя». Положение Наполеона к началу 1811 года было не блестящее. Неудачная испанская кампания отвлекала его внимание от средней Европы, заставляя в то же время с необыкновенной чуткостью прислушиваться к настроению европейского и французского общества. Континентальная система трещала по швам. Англия не просила о мире и не думала сдаваться, хотя переживала тяжелые финансовый и экономический кризисы. Россия отступила от принципов континентальной системы. Швеция готова была сблизиться с Англией. В эту же сторону смотрела и Пруссия. Конечно, при таком стечении обстоятельств Наполеон не мог и думать о скором начале кампании. Необходимо было позондировать своих «вассалов», убедиться в их верности и потребовать от них соответствующих вооружений, а до тех пор поддерживать фикцию дружеских отношений с Россией. Это затруднительное положение было учтено державами.

Поддерживая мирные отношения с Россией, Наполеон, как и Александр, вырабатывали план будущей войны, и оба пришли к одному и тому же решению — целесообразности наступательной войны. Кто первый осуществит свое намерение — вот, конечно, какие думы могли волновать в этот момент обоих союзников.

Лористону, приехавшему на смену Коленкура, пришлось уверять в дружбе Наполеона и укреплять фактически прекративший свое существование союз. Фальшивость положения Лористона сказалась в его отношениях к Александру. Между государем и послом не было той сердечности, хотя и внешней, которая была в отношениях с Савари и Коленкуром. Государь часто не обращал на посла никакого внимания и не удостаивал его разговором. А если разговоры и бывали, то впечатление от них оставалось неприятное.

Тем не менее, Лористон был убежден в миролюбии Александра и искренности его слов и намерений и в таком духе составлял свои донесения Наполеону. Близость развязки чувствовалась, обе стороны слишком нервничали и волновались. Наполеон боялся, что русские начнут войну, и, при некоторых удачах, все верные вассалы перейдут на сторону России. Александр не решался привести свои слова в действие и отделывался только бряцанием оружия, дрожа перед мыслью о возможном восстановлении Польши.

Несмотря на напряженное состояние обеих сторон, Румянцев снова делает попытку сговориться с Наполеоном. Он предложил потребовать от французского правительства в виде компенсации за герцогство Ольденбургское часть Варшавского герцогства, с присоединением к Саксонии Эрфурта с округом. Но и это соглашение не состоялось.

Лористон (Жерара)

Инцидент, происшедший на аудиенции (3) 15 августа 1811 года, лучше всего говорил, что Наполеоном война была решена, и что всякого рода переговоры совершенно бесполезны. В присутствии всего дипломатического корпуса Наполеон около двух часов говорил с Куракиным. Речь его была очень резка, определенна и не допускала никаких кривотолкований. В ней сказалось и оскорбленное самолюбие и раздраженное состояние духа, и в то же время она была очень смела и дышала уверенностью, хотя в характеристике внешней политики России не было сказано ни одного слова, которое не было бы произнесено раньше. Заканчивая свою речь, Наполеон сказал: