Отель «Белый носорог»
Шрифт:
— Совсем как в старые добрые времена, мой милый лорд. — Анунциата дотронулась до его трости своей. Ее глаза потеплели.
— Надеюсь, твоя палка скоро не понадобится.
Адам Пенфолд с покорностью школяра взирал на прекрасную португалку. Явился Оливио в сопровождении слуги в длинной белой тужурке. Тот принес настольный комплект оловянных солдатиков и несколько пузырьков с разноцветной эмалевой краской. Лорд Пенфолд встряхнул один пузырек. Ему не терпелось продемонстрировать свое искусство.
— Кто эти неотразимые атлеты с длинными копьями? — полюбопытствовала Анунциата.
— Македонцы. С одной такой фалангой плюс несколько десятков тракийских метателей копья наш друг фон Леттов
— У Васко какие-то планы насчет северных участков. Сроду не видела, чтобы он столько работал. Говорит, это сделает нас миллионерами.
Оливио осторожно подсматривал за ними сквозь планки жалюзи и, прислонившись к стойке, вертел в пальцах кожаный стаканчик от костей для игры в триктрак. От него не ускользнуло мерное колыхание груди красавицы. Он вспомнил Кину и стиснул кулачок.
Он слишком долго ждал. Три года назад цветущая, пышущая здоровьем восьмилетняя Кина впервые привлекла его внимание. Она была ростом с него и ходила практически обнаженной; от нее веяло свежестью, а кожа у нее была гладкая, как ни у одной африканской девушки. Годами он наблюдал за тем, как она ходит по деревне, и время от времени угощал мятными шоколадками ее светлости, пользуясь случаем отечески положить руку на плечо или бок девочки. Кина обладала великолепной осанкой и аппетитным, но высоким и тугим задиком; пару раз Оливио удалось до него дотронуться. В девять лет у нее сформировались грудки — пышные, однако гордо торчащие вперед и широко расставленные, так что он видел их даже со спины.
Кто еще проявил бы столько терпения?
Нужно спешить, пока эти дикари не сделали Кине обрезание и не свели на нет его мечту: подарив девушке наслаждение, сделать ее своей рабыней. Время на исходе: ведь к двенадцати-тринадцати годам ее сверстницы обычно уже замужем. При первых же признаках половой зрелости девушкам племени делали обрезание, чтобы маленькие шлюшки были верными женами. Без клитора — какое уж тут удовольствие?
Большинство мужчин, к которым женщины так и липнут, занимались сексом для собственного удовлетворения. Оливио, чтобы удержать женщину, не мог позволить себе руководствоваться своими эгоистичными интересами. За тридцать лет, прошедших с тех пор, как он впервые познал женщину, карлик научился ублажать каждый уголок, каждую клеточку женского тела. В этом он уподоблялся бедному крестьянину, который старается извлечь максимальную пользу из каждого квадратного дюйма земли. Или мяснику, который, разделав тушу, тщательно сортирует куски мяса, чтобы использовать каждый по назначению.
Некоторые неглупые мужчины искали путь к телу женщины, апеллируя к ее душе, а Оливио, наоборот, находил путь к душе через тело. Вместо того, чтобы, добившись своего, оставить женщину терзаться множеством мелких обид, часто сопутствующих соитию, карлик дарил им чувство изумления: сколько же нового они узнали о себе с его помощью! Он называл это «открыть в себе другую женщину».
От всех этих размышлений дыхание Оливио участилось. Следуя за взглядом, мысли перенеслись на другой объект. Он представил себе португалку обнаженной.
На любой другой европейской женщине кремовое льняное платье выглядело бы старомодно, даже безвкусно. Но в данном случае его холодноватая строгость только подчеркивала жар скрытого под ним тела — как снег на склонах дымящегося вулкана. Несомненно, Анунциата была фронтовой подругой хозяина. Что здесь такого? Только корысть или любовь к извращениям способны заманить мужчину в постель леди Пенфолд. Неудовлетворенный лорд разделял лишенные всякой утонченности вкусы английского
Ее тело говорило на понятном ему языке. Эта сочная, медово-смуглая женщина принадлежала к той же расе, что его дедушка. На какие-то несколько минут карлик забыл о Кине. Вдруг португалка — его кузина? Что ж, тем лучше.
Даже вернувшись в отель после несчастного случая — с грязным, мертвенно-бледным лицом, по которому струился пот, — сеньорита Фонсека была воплощением соблазна. Когда слуги внесли ее в номер, Оливио размечтался. Прикованную к кровати красавицу будет нетрудно приручить. Сначала он коснется ее руки, ставя на кровать поднос с едой. Потом ее тело одеревенеет от долгого лежания в постели — предложение легкого массажа окажется весьма кстати. Анунциата согласится, считая его абсолютно безобидным.
Сейчас португалка не видит в Оливио мужчину. Но как только по ее гладкой коже запорхают его чуткие пальцы, она поймет, что они — из одного теста. Ей передастся его страстное желание. Она будет корчиться в сладких судорогах; он измучает ее сначала смягченными кремом пальцами, потом языком и, наконец, — рукой.
И что же? Анунциата сразу встала на ноги — заковыляла по «Белому носорогу», время от времени отдыхая на веранде или оживляя бар сиянием карих глаз.
Между тем Оливио приходилось присматривать за этой скотиной, ее братом, пока тот пил и резался в карты. Почему он так часто выигрывает? Ему все время шла хорошая карта. У Фонсеки была отработанная система: выигрывать наличные и проигрывать в кредит. А когда дело доходило до уплаты долга или чаевых, он становился мелочнее любого шотландца. Цеплялся за самую мелкую монету. Зато расписки сыпались в его карман, точно рис в мешок. Никогда, с тех пор как он покинул Гоа, Оливио не сталкивался с таким наглым высокомерием. Заказывая выпивку, этот тип смотрел сквозь тебя, словно ты не человек.
Пора подавать обед, напомнил себе бармен. Пенфолды, разумеется, будут обедать с гостями. Оливио прошел на кухню, в смешанное царство Африки, Индии и Англии.
На простых, неотшлифованных деревянных полках громоздились корзины батата и зимних дынь, связки бананов, груды мохнатых кокосовых орехов, банки с измельченным карри. Оливио заглянул в приоткрытую дверь кладовой. Там поваренок крепил к двери отодранную от ящика с чаем свинцовую пластинку — она должна была оградить кладовую от набегов крыс и разных вредных насекомых. До потолка высились поставленные одна на другую банки бламанже и концентрата заварного крема. Оливио с отвращением уставился на любимые маринованные овощи хозяина — «Пан Ян», сухой бульон «Боврил», уостерширский соус и копченую селедку.
На отдельном столе красовались продукты из огорода его светлости. Элитные англо-саксонские сорта в Африке принесли невиданный урожай. Превышающая все мыслимые размеры морковь, невероятно крупная фасоль и настоящее дерево брюссельской капусты ждали своей очереди быть сваренными на английский манер — кипеть в кастрюле до тех пор, пока совершенно не разварятся.
Почувствовав за спиной присутствие карлика, повар-кикуйю напрягся и отступил в сторону, давая Оливио подойти к плите. Толстые самодельные кирпичи обрамляли прямоугольную выемку, заполненную раскаленными углями. Крышка была сделана из металлической дверцы старого «форда». Благодаря хромированной ручке, верх сдвигался. Оливио поднял крышку кастрюли и с наслаждением вдохнул ароматные пары. У него потекли слюнки. Ноздри расширились и затрепетали. Он взял обеденную тарелку и помешал варево пальцами, чтобы затем обсосать и снова запустить в кастрюлю, выбирая и складывая на тарелку кусочки мяса газели.