Отель 'Империал' - выход из WINDOWS
Шрифт:
– - Какие доллары, Евдокия Григорьевна?
– - Да вот они все на месте. В той секции.
– - Она показала на небольшой ящичек в той части стенки, где обычно хранят белье.
– - Я как Адольфа с топором в затылке увидала, так сюда, во-первых, звонить, во-вторых, деньги проверила...
– - Искали свою приготовленную зарплату?
Евдокия Григорьевна уцепилась за подсказку:
– - Конечно. У меня, между прочим, дочь. И самой надо на что-то жить. А где у него деньги лежат, я знаю.
– - А деловые бумаги? Сберкнижки?
– -
– - Вам так доверял хозяин квартиры?
– - А чего мне не доверять? Да я и сама наблюдательная. Но меня хоть пытай, я бы ничего не сказала, раз уж так доверяет человек. Да и деньги хорошие он мне платил.
– - Много было работы?
– - Много, -- протянула Евдокия Григорьевна, потом запнулась, -- но не очень. Он ведь часто в разъездах. Вот и вскорости собирался в командировку. А порядок -- его, главное, постоянно поддерживать. Чуть слабинку дашь, глядишь, все мхом порастет. Вот только после вечеринок приходилось посуду в машину специальную загрузить да на кнопку нажать. Да она не моет ни черта, только порошок переводить, а сколько он...
– - Так вы взяли причитающиеся вам деньги? Или больше?
Старушенция стянула губы, произвела ими манипуляцию, как наперсточник -- пальцами, и процедила:
– - Ничего я не брала. А получка -- вот, -- она достала из халата стодолларовую бумажку.
– - Отдать?
– - Нет, оставьте себе, -- подумав, разрешила Серафимова.
– - Скажите, а он не сообщил вам, по-чему именно сегодня готов был выдать вам деньги?
– - Нет. Только и сказал: может, мол, заплатить мне сегодня за прошлый месяц. И еще, что потом уедет в командировку и...
Нонна Богдановна не торопилась открывать ящик, выжидательно смотрела на женщину.
– - Так вы говорите, в голове вашего хозяина, когда вы обнаружили его убитым час назад, торчал топор?
– - спросила она неожиданно.
Старушка попятилась назад и, не выдержав равновесия, плюхнулась на диван.
– - А вы под кроватью смотрели?
– - вдруг осознав что-то ужасное, спросила она.
– - Вам бы частным сыщиком работать, Евдокия Григорьевна, -- усмехнулась Серафимова.
– - Да не волнуйтесь вы так, еще посмотрим.
Взгляд следователя упал на дамскую сумочку, смятую ослабевшим корпусом старушки, и на туфельки на шпильках, почти полностью засунутые под диван. Она позвала Братченко и продолжала расследование.
– - Так вы говорите, -- вновь начала она, -- что вы проверили вещи и деньги сразу? Вы только не волнуйтесь -- никто вас не подозревает. Ведь всегда можно пойти к вам и удостовериться, что чужой валюты у вас нет, правда же?
Женщину вновь задели слова следователя.
– - Проверяйте, коли вы ветерану войны уже не верите.
– - Так сколько должно быть денег в ящике?
– - спросила Серафимова, приближаясь к секции.
– - Две тысячи, -- сказала Евдокия
– - То есть как это две тысячи рублей?
– - вмешался подошедший Братченко, достал из кармана четыре жеваных пятисотрублевых бумажки.
– - Вот столько, что ли?
Евдокия Григорьевна вжала подбородок и посмотрела на Братченко как на идиота:
– - Вы, молодой человек, слышите звон, да не знаете, где он. Я же говорю, что рубли, то есть деньги, не русские.
Нонна Богдановна подошла к ящику и, ухватив пальцами за боковые стенки, выдвинула его. Ящик был пуст. Тогда она повернулась к Братченко и тихо проговорила:
– - Похоже, когда она нам звонила, преступник или преступница, -- она глазами показала на сумочку и туфельки, -- были еще здесь, первый ложный звонок от имени Евдокии Григорьевны произведен женщиной.
– - Потом она обернулась и сказала торжественно: -- Ящик пустой.
Евдокия Григорьевна взвизгнула и зашептала, что это не она, что деньги были, пусть поищут.
– - Следов борьбы нет, -- компетентно заявил Братченко.
Евдокии Григорьевне приказано было дожидаться в гостиной и под страхом уголовного наказания не прикасаться ни к чему, кроме дивана. Вытащив из-под женщины чужую дамскую сумочку с позолоченным замком, Серафимова и Братченко пошли осматривать всю квартиру. Братченко, здоровяк, крепыш, проныра в хорошем смысле слова, второй год не мог адаптироваться в обществе этой демонической женщины. Стоило ему увидеть Серафимову, как он терялся, замолкал и боялся, все время боялся сморозить какую-нибудь глупость. Но, к сожалению, обычно так и получалось. Серафимова никогда не соглашалась с ним, не проникалась его вопросами, одергивала его и, как ему казалось, надменно давила своим интеллектом.
– - А может, эта бабуся сама все прибрала?..
– - шепотом спросил Братченко в коридоре.
– - Вряд ли. Зачем ей тогда свидетельствовать, что деньги час назад вообще были? Но вы проверьте потом ее квартиру по-тихому, пока старики здесь торчат. Поищите портфель в спальне и заодно проверьте книжный шкаф. Пиджак. Записные книжки. И кто-нибудь удосужится сегодня снимать?
Братченко чуть не прослезился от несправедливой претензии: Серафимова прекрасно знала, что фотоаппарат тридцатилетней давности "Зенит" списан на прошлой неделе из-за отсутствия у прокуратуры денег на пленку, то есть за ненадобностью.
Коридор завернул за угол. Братченко нащупал выключатель. Яркий свет озарил ухоженную холостяцкую кухню. Было понятно, что кто-то готовился отужинать, и ужин был рассчитан на двоих. Еще не разобранный пакет с продуктами лежал на угловом рабочем столике. Из другого вывалились разные там деликатесы: рыбное ассорти, упаковка свежей клубники, сыр, печенье и небольшой копченый угорь. А на обеденном столе стояла бутылка ликера и два бокала, по краям одного из них виднелся след губной помады. Другой же был пуст и чист. В пепельнице лежал свежий окурок, также со следами помады.