Отель М100
Шрифт:
– Откуда тут пчелы?! – махая руками, воскликнул Алекс.
– Пойдем, хватит грызть гранит науки, я нашла одно классное местечко, – сказала Вероника, передав ему сумку.
– Какая тяжелая. Что в ней? – спросил он.
– Кирпичи, увидишь!
Выйдя за территорию, дойдя до озера, Вероника сказала:
– Вон там пасека. Это ты непрерывно учишься, а я тут уж все исследовала.
Алексу позвонил Паша.
– Сейчас подойду, – ответил в телефон Алекс.
– Оставайся здесь, минут через пятнадцать вернусь, – сказал
– А дальше уйти и не получится, метров через сто колючая проволока, – ответила Вероника.
Через двадцать минут Алекс шел обратно, еще издалека он увидел художника с этюдником, правильней сказать, художницу – Веронику.
Она обернулась, задорно, по-детски, позвала к себе.
– Не ожидал? Да, я художник!
– Почти так же! – не договорил Алекс.
– Так же! – возмутилась она. – Написать «так же» сможет и фотоаппарат, а вот передать, как чувствуешь, сложней. У меня много работ дома, но…
Возникала пауза.
– Когда-нибудь покажу, – договорила Вероника и сникла.
Алекс подошел к ней сзади и прижал к себе. И зашептал ей в ухо:
– Все будет хорошо. Я все сделаю, чтобы ты рисовала так, как ты чувствуешь. Я тебя спасу, плевать мне на весь мир, я только тебя спасу.
Промолчал и добавил:
– Ну и весь мир заодно.
– Нарисуй так, как ты любишь, в твоем фирменном стиле.
– Тебе не понравится! – играла она.
– Да перестань.
– Ладно. Сам напросился – смеясь, ответила Вероника.
Поменяв холст, начала рисовать. То, что поначалу показалось шуткой, было… На холсте Вероника рисовала не пейзаж, а что-то совсем другое. Пустой белый грунтованный холст наполнился оранжевыми, красными и желтыми масляными красками, выдавленными из тюбиков. Используя тряпку, она смешала яркие цвета на холсте. Чудесным образом, с помощью большой, толстой кисти нагромождение красок стало превращаться в бутоны орхидей и разноцветные круги. Орхидеи распускались, с помощью кистей поменьше и тонких пальцев Вероники, поглощая друг друга, и в самом неожиданном месте из того, что на первый взгляд казалось тенью, появилось красное солнце, а цветы превратились в планеты. Добавились другие краски: черная, синяя. Процесс гипнотизировал. Вероника немножко измазалась красками, казалось, картина и она стали едины. В результате буйство красок на холсте превратилось в солнце, пожирающее оранжевые цветы-планеты.
– Вы говорили о чем-то таком? – с серьезным лицом спросила она, а потом улыбнулась и заглянула Алексу в глаза.
Вероника стояла рядом с этюдником в легком платьице, поверх фартук. Ее одежда, руки, лицо и коленки немного испачкались в красной, оранжевой, желтой краске. Алекс подошел к ней, коснулся ее губ. Она обняла его в ответ. Яркие краски с ее рук перешли на его шею и белую рубашку…
Возвращаясь с прогулки, Алекс, обняв за талию Веронику, нес плоды ее творчества. Вечернее золотое солнце, взяв
Ближе к строениям они встретили Павла.
Улыбающиеся, счастливые Алекс и Вероника сильно отличались от Павла, он был явно не в себе, напряжен, серое лицо, казалось, что он вот-вот выругается или разрыдается, но он держался.
Павел впился взглядом в Веронику. Улыбка Алекса медленно превратилась в гримасу, похожую на оскал. Смотря в глаза другу, Алекс не видел его взгляда, тот был на ее теле. Не обращая внимания на Алекса, Павел перевел взгляд на картину и завис на еще больший период времени.
– Что с тобой, Паш? – спросила Вероника и, взглянув на Алекса, ткнула его локтем.
Павел молчал. Поднялся ветер, налетели тучи. Казалось, пауза тянулась вечно.
– Ты нарисовала орхидеи, а это здесь планета, а вот это…? – недоговорил Паша.
– Да, правильно, орхидеи! А ты и не понял. Обалдуй, – сказала Вероника и опять ткнула локтем Алекса.
Алекс ничего не ответил, Паша опять замолчал.
Он посмотрел на Веронику, на Алекса, улыбнулся и сказал:
– Ну да, можно попытаться.
– Чего? – спросил Алекс.
Павел, не обращая внимания на Алекса, взглянул на Веронику и добавил:
– Ты мне очень помогла.
Вероника с улыбкой:
– Чем?
– Потом объясню. Позволь мне взять твою картину, – попросил Паша.
– Бери, я еще сто штук таких нарисую.
Алекс растерянно передал картину Павлу. Паша судорожно схватил ее, как будто это бесценный шедевр из Лувра. Его пальцы скользнули по свежей масляной краске, размазав углы, он неловко перехватил картину и шепотом сказал:
– Эврика!
Четыре желтых лазерных луча ударили в звездное небо из здания обсерватории. Лучи сошлись в одной точке и исчезли. Холодный сухой воздух пустыни наполняли запахи скудной растительности, камней и пыли.
На бетонной площадке, рядом с гигантским, похожим на стадион, куполом телескопа, стояли двое. Астрофизик ESO Хельга Майер и молодая американка, астрофизик NASA Ева Ханссон.
Копна черных волос Евы, напоминание о латиноамериканских корнях, распушилась на ветру, превратив ее голову в одуванчик. В темноте было не различить красивое лицо Евы.
Из-за невысокого роста рядом с грузной Хельгой Майер Ева была похожа на ребенка. Светлые волосы Хельги увеличивали ее размеры, делая Еву визуально еще меньше.
– Два месяца вахты закончились, и уезжаете домой, сеньорита Ева? – крикнул проходящий мимо техник.
– Да, Висенте, счастливо! – ответила Ева.
– Чао, Ева!
– Аэропорт рядом с городком Антофогаста, внутренний перелет в аэропорт в Сантьяго и уже потом Нью-Йорк…
– Я помню, доктор Хельга, я же как-то сюда добралась, – перебила Ева и добавила: