Отель на берегу Темзы. Тайна булавки
Шрифт:
— Я все рассказал Рексу!
Улыбка мгновенно исчезла с лица мисс Эрдферн.
— Вы недовольны, Урсула? — смущенно спросил Тэб.
— Он был очень огорчен?
— Как ни странно, нет!.. Он еще слишком молод, чтобы чувствовать глубоко!..
Лицо мисс Эрдферн озарилось улыбкой, и Тэб, глядя в ее прекрасные глаза, сказал:
— На месте Рекса я возненавидел бы несносного Тэба Холланда!..
— Рекс благоразумнее, чем вы думаете! А теперь пойдемте в сад: мне о многом нужно с вами поговорить… Чем дольше я буду откладывать, тем труднее мне будет потом вам все рассказать…
Когда Тэб усадил свою невесту в плетеное
— Тэб! Я убила Джесса Трэнсмира…
26
Ошеломленный Тэб вскочил.
— Что?!
— Я убила Джесса Трэнсмира, — все так же спокойно повторила мисс Эрдферн. — Я убила его не собственными руками… Но я виновата в его смерти так же, как если бы убила его собственными руками…
Тэб побледнел:
— Объясните мне… я хочу знать все…
— Хорошо… Только, пожалуйста, успокойтесь… — Мисс Эрдферн усадила его в кресло. — Я уже давно собиралась рассказать вам… И зря откладывала… Я уже как-то говорила, что когда-то была судомойкой. Но я не говорила вам, что выросла в сиротском доме… Моя мать была убита, и отец был казнен за это убийство…
Она посмотрела на Тэба своими печальными глазами, и он взял ее руки в свои.
— Я плохо помню свое детство, — продолжала она, задумчиво глядя вдаль. — Сейчас у меня перед глазами бесконечно длинный и холодный дортуар, где спали сорок девочек, толстая воспитательница и две строгие няни. Одна из моих подруг подслушала, как воспитательница говорила с кем-то обо мне, — так я узнала, как умерли мои родители… Затем, выйдя из сиротского дома, я получила место судомойки у великосветской дамы… Она тратила тысячи фунтов на благотворительность, но взвешивала каждый съеденный нами кусок… Я служила в этом доме месяца три, когда впервые встретилась с Трэнсмиром… Я как сейчас это помню: был холодный и ветреный день… Одна из горничных велела мне идти в гостиную. Помню, что я испугалась Трэнсмира: он был один в комнате и, ничего не говоря, стал разглядывать меня с ног до головы.
Мне было в то время лет двенадцать-тринадцать. Я была тихой и робкой девочкой. Жизнь была для меня настоящим адом… Трэнсмир спросил, хорошо ли мне в этом доме, и я сказала ему всю правду… Тогда он предложил мне уехать с ним — вероятно, он уже заранее переговорил обо мне с начальством сиротского дома, ибо никто против этого не возражал.
Трэнсмир снял для меня маленькую комнату в очень странном доме, который сдавала толстая и злая хозяйка. Здесь я познакомилась с бедным в то время И Лингом: он служил в китайском ресторане официантом… Теперь, после многих лет, хорошо узнав Трэнсмира, я думаю, что настоящим хозяином дома был он, а толстая женщина — кем-то вроде экономки…
После того как я поселилась в этом доме, я в течение двух месяцев не видела старика. Потом он вдруг явился с чемоданом нарядов для меня. Боже мой! Какой счастливой я почувствовала себя в ту минуту! О таком великолепии я не смела и мечтать!.. Он приказал мне переодеться и быть готовой к определенному часу…
Старик повез меня в деревню, где я должна была поступить в школу. По дороге он сказал, что намерен дать мне светское образование и воспитание, чтобы подготовить меня к будущей деятельности. Я была так взволнована и так благодарна ему за его доброту, что проплакала навзрыд всю дорогу…
Три года, проведенные
27
Мисс Эрдферн продолжала свое повествование.
— Странный человек был Трэнсмир. Он не мог жить без дела ни одного дня! Он был совладельцем двенадцати модных чайных салонов и каждый день сам приходил проверять счета и забирать выручку. Таким же образом он вступил в союз с И Лингом. Мне говорили, что он был даже в доле с одним доктором и получал часть его гонорара…
В течение полугода я была его секретаршей в маленькой скромной конторе. Он никогда не приходил раньше пяти часов. Однажды он устроил мне первый ангажемент в странствующей труппе. Она принадлежала ему. Я должна была ежедневно отправлять ему отчеты о выручке. По субботам я платила жалованье артистам и высылала ему остаток.
Когда я вернулась в город, он арендовал театр, в котором я должна была играть главные роли. Жалованье он мне платил очень маленькое: мне едва хватало на самое скромное существование. Единственное, что он предложил мне после моих первых крупных успехов, — это часть выручки, если она превосходила установленную сумму. Тут я должна сказать, что Джесс Трэнсмир был человеком слова. Мои успехи вскоре превзошли самые смелые ожидания, и ежедневная выручка почти всегда превосходила установленную сумму. Старик всегда платил положенную мне долю, и это помогало мне сводить концы с концами.
Мне известно, что с И Лингом у Трэнсмира не было оформленного контракта. А прибыль в ресторане превзошла все его ожидания… Однако старик всегда выдавал китайцу его долю.
Самым странным в моей жизни было то, что, несмотря на мои шумные успехи, я продолжала служить у старика секретаршей: каждую ночь, как вам теперь известно, после театра я приезжала к нему. Вы можете себе представить, как я уставала. Иногда у меня едва хватало сил, чтобы подняться по лестнице в Мэйфилд… Но старик был беспощаден со всеми подчиненными.
Когда я стала знаменитостью и мои портреты начали появляться во всех журналах, он купил мне тот ларец с драгоценностями, который вы видели. Старик сказал мне, что после его смерти все эти вещи достанутся мне. Но до его смерти драгоценности принадлежали ему. Каждый день я приходила обедать в ресторан И Линга, и старик доставал из своего неизменного чемодана ларец. Ночью же, после окончания спектакля, я должна была отвозить ларец в Мэйфилд и возвращать его старику.
— А говорил он вам когда-нибудь о вашем прошлом, о ваших родителях? — спросил Тэб.
— О да! Старик Трэнсмир был человеком очень откровенным… Он знал о драме моих родителей… Вообще он говорил, что предпочитает иметь дело с людьми, имеющими причины что-либо скрывать, — ими легче управлять… Он и мне как-то сказал: «Вы должны во всем мне повиноваться… Иначе… Ведь вы не хотите прочесть в газетах о преступлении вашего отца?» Но странно, что он никогда не возражал против того, чтобы я называлась своим настоящим именем: ведь Эрдферн — моя настоящая фамилия…
— Кем был ваш отец? — осторожно спросил Тэб.