Отель «Нью-Гэмпшир»
Шрифт:
В те дни она пробовала стать актрисой. Те две женщины, с которыми она делила свою ужасную квартиру, входили в так называемую «Мастерскую Вест-Вилидж». Это была актерская мастерская, там обучали уличных клоунов. Будь жив мышиный король, высказался Фрэнк, он бы там непременно преподавал. Но я думаю, что если бы в Вене было что-то вроде «Мастерской Вест-Вилидж», мышиный король был бы жив до сих пор. Должно же быть какое-то место, где можно научиться уличным танцам, имитации животных, пантомиме, езде на одноколесном велосипеде, крикотерапии и дегенеративным выходкам, которые суть только выходки, сиречь номера.
— Ты должен посмотреть на мой нынешний костюм, — постоянно говорила мне Сюзи. — Я имею в виду, если ты думаешь, что я раньше выглядела как настоящий медведь, то ты, парень, ничего не понимаешь!
— Это действительно что-то с чем-то, — сказал мне Фрэнк, — там даже рот влажный, и глаза такие жуткие. А клыки, — говорил Фрэнк, всю жизнь обожавший костюмы и форму, — клыки великолепны.
— Мы все хотим, чтобы Сюзи отказалась от медвежьего обличья, — говорила Фрэнни.
— Мы хотим выманить ее внутреннего медведя, — скажет Лилли, и мы все начнем хрюкать и издавать прочие отвратительные звуки.
Но когда я сказал Сюзи, что мы с Фрэнни спаслись друг от друга только для того, чтобы снова встретиться с Чиппером Доувом, она сразу же стала очень деловой; Сюзи была по-настоящему верным другом, тем, кто может превратиться для тебя в медведя, если запахнет керосином.
— Ты у Фрэнка? — спросила Сюзи.
— Да, — ответил я.
— Сиди там, мальчик, — сказала Сюзи. — Я сейчас подскочу. Предупреди швейцара.
— О медведе или о тебе? — уточнил я.
— В один прекрасный день, милок, — сказала Сюзи, — я настоящая очень удивлю тебя.
И в один прекрасный день Сюзи действительно меня удивит. Но прежде чем Сюзи добралась до Сентрал-Парк-Саут, 222, по одному из шести телефонов Фрэнка мне позвонила Лилли.
— Что случилось? — спросил я. Было около двух часов ночи.
— Чиппер Доув, — прошептала Лилли тихим, испуганным голосом. — Он звонил сюда! Он спрашивал Фрэнни!
«Вот сукин сын!» — подумал я. Звонит девушке, которую изнасиловал, зная, что в это время она явно спит! Должно быть, хотел убедиться, что Фрэнни действительно живет в «Стэнхоупе». Теперь убедился.
— И что Фрэнни ему сказала? — спросил я Лилли.
— Фрэнни не стала с ним разговаривать, — сказала Лилли. — Фрэнни не смогла с ним разговаривать, — сказала Лилли. — Я имею в виду, она не смогла заставить свои губы шевелиться, не смогла выдавить ни звука, — сказала Лилли. — Я сказала, что Фрэнни нет дома, а он ответил, что позвонит еще. Ты бы лучше подъехал сюда, — сказала Лилли, — Фрэнни боится, — прошептала Лилли. — Я никогда не видела, чтобы Фрэнни боялась, — добавила Лилли. — Она даже не пошла обратно в кровать, сидит и смотрит в окно. По-моему, она думает, что он хочет снова изнасиловать ее, — прошептала Лилли.
Я пошел в комнату Фрэнка и разбудил его. Он уселся на кровати, откинув покрывало. Встал и сдвинул в сторону портновский манекен.
— Доув, — все, что прошептал я ему, — Чиппер Доув, — это все, что я ему сказал, и Фрэнк сразу
Он оставил отцу сообщение на магнитофоне, который стоял у отца рядом с кроватью. Мы просто сказали, что будем в «Стэнхоупе».
Отец прекрасно мог обращаться с телефоном: он считал дырочки. Но все равно он очень часто набирал не тот номер, и это его так злило, что он начинал кричать на людей, находящихся на другом конце провода, как будто неправильно набранный номер был их виной.
— Господи Иисусе! — вопил он. — У вас не тот номер!
Так, без больших усилий, отец и «луисвильский слаггер» терроризировали часть Нью-Йорка.
Мы с Фрэнком встретили Сюзи у дверей нашего дома на Сентрал-Парк-Саут, 222. Нам пришлось обежать Коламбус-Серкл, чтобы поймать такси. Сюзи была без медвежьего костюма. На ней были старые брюки и свитер на свитере, который был одет на еще один свитер.
— Конечно, она боится, — сказала Сюзи нам с Фрэнком, когда мы неслись по городу. — Но она должна справиться с этим. Страх — это одна из первых фаз, мой дорогой. Если она сумеет справиться с этим чертовым страхом, затем последует гнев. А когда она рассердится, — сказала Сюзи, — то полностью освободится. Вот, посмотрите на меня, — объявила она, и мы с Фрэнком посмотрели на нее, но ничего не сказали.
Мы понимали, что нам это дело не по зубам.
Фрэнни сидела, завернувшись в одеяло, ее стул был придвинут к батарее отопления. Она уставилась в окно.
Музей Метрополитен маячил в предрождественский мороз как замок, покинутый своими рыцарями и дамами, — такой заброшенный, что даже крестьяне держатся от него подальше.
— Как я теперь смогу куда-нибудь выйти? — прошептала мне Фрэнни. — Там он может сделать со мной все что угодно, — сказала она. — Я не смею выйти наружу, — повторила она.
— Фрэнни, Фрэнни, — сказал я, — он больше тебя не тронет.
— Не говори ей ни о чем, — сказала мне Сюзи, — так это не делается. Не говори, а спрашивай ее. Спроси ее, что она собирается делать.
— Что ты собираешься делать, Фрэнни? — спросила ее Лилли.
— Фрэнни, мы для тебя сделаем все, что захочешь, — сказал Фрэнк.
— Подумай о том, что бы тебе хотелось с ним сделать, — сказала Фрэнни медведица Сюзи.
— Я хочу его убить, — тихо сказала Фрэнни.
— Ничего не говори, — прошептала мне на ухо медведица Сюзи.
Во всяком случае, мне и так нечего было сказать. Мы просидели в комнате вместе с Фрэнни, уставившейся в окошко, около часа. Чтобы согреть ее, Сюзи терла ей спину. Фрэнни хотела что-то шепнуть мне, и я наклонился к ней.
— Тебе все еще больно? — прошептала она мне. На ее губах была легкая улыбка, я улыбнулся ей в ответ и кивнул. — Мне тоже, — сказала она, опять отвернулась к окну и сказала: — Мне бы хотелось, чтобы он был мертв. — После небольшой паузы она повторила: — Я просто не могу выйти отсюда, я могу питаться здесь, но кому-то из вас надо быть здесь, все время. — (Мы убедили ее, что так и будет.) — Убейте его, — повторила она, когда в парке уже начало светлеть. — Он может быть где угодно, — сказала она, наблюдая рассвет. — Сволочь! — внезапно закричала она. — Я хочу его убить!