Отель «Танатос» (сборник)

Карсак Франсис

— Как вы здесь очутились?

Я объяснила, что сама ничего не понимаю, показала на большую фотографию и сказала:

— Это мой муж.

Он сделал такой же жест и сказал:

— А это моя жена.

Она была очаровательна, и я с беспокойством подумала, что сейчас мой Жак, наверное, держит ее в объятиях. Я спросила:

— Как вы считаете, половина вашего дома тоже перенеслась во Францию, когда половина моего дома прибыла сюда?

— Но почему? — спросил он. Этот англичанин начинал мне действовать на нервы. „Почему?“ Откуда я могла знать! Потому что во всем этом должна была быть какая-то симметрия…

— Странная история, — сказал он, тряся головой. — Как это возможно?

— Это невозможно, однако это случилось, —

отрезала я.

И в это мгновение откуда-то сверху, наверное со второго этажа, послышался плач и крики. „Дети!“ — подумали мы одновременно. Джон Грэхэм выскочил из постели и босиком бросился к двери — к своей двери. Он открыл, плач стал слышнее, кто-то закашлялся, потом я услышала громкий голос англичанина, перемежавшего проклятья со словами утешения. Я поспешила встать, чтобы посмотреться в зеркало. Лицо у меня было, как всегда, в порядке. Я поправила прическу, потом заметила, что моя ночная рубашка слишком открыта, и оглянулась, отыскивая халат. Но тут я вспомнила, что сбросила его в той половине комнаты, которая осталась во Франции. Так я и стояла, разглядывая себя в зеркале, когда за моей спиной раздался умоляющий голос англичанина:

— Пойдемте, помогите мне!

— Конечно, конечно, — сказала я. — Но дайте мне сначала халат и туфли вашей жены.

Он протянул мне халат и повел в детскую. Детишки были великолепны, но у них оказался коклюш. Больше всего мучился самый младший, прелестный белокурый младенец. Я взяла его на руки, и он как будто меня признал.

Так мы провели в детской несколько часов в мучительном беспокойстве: он думал о своей жене, а я — о своем муже.

Я спросила, нельзя ли позвонить в полицию. Он попробовал, но оказалось, что телефон перерезан. Радио тоже не работало. Когда рассвело, мистер Грэхэм вышел наружу. Дети к тому времени заснули. Через несколько минут англичанин вернулся и сказал мне, что фасадом стоит полюбоваться. И он был прав! Неизвестный волшебник, сотворивший это чудо, видимо, хотел разделить пополам и сложить два дома одинаковой высоты, с примерно одинаковым расположением комнат, и это ему удалось. Но наш дом в Нейи был кирпичный, очень простой, с высокими окнами, обрамленными каменной кладкой, а английский оказался типичным коттеджем, выкрашенным в черную краску, с белыми дверями и наличниками, с широкими окнами „фонарями“. Сочетание двух прямо противоположных по стилю половин производило весьма странное впечатление — вроде „Арлекина“ Пикассо.

Я попросила мистера Грэхэма поскорей одеться и отправить во Францию телеграмму, чтобы выяснить судьбу его жены. Он ответил, что почта открывается только в восемь часов. Этот флегматичный увалень явно был неспособен даже представить, что в таких чрезвычайных обстоятельствах можно разбудить телеграфиста, не считаясь ни с какими правилами. Я настаивала, как могла, но все без толку. Единственное, что он мне отвечал, было:

— Почта открывается только в восемь утра.

Наконец, в половине восьмого, когда англичанин все-таки собрался выйти из дому, я увидела полицейского. Он с изумлением посмотрел на дом и вручил нам телеграмму от префекта парижской полиции: префект запрашивал, здесь ли я, и сообщал, что миссис Грэхэм жива, здорова и находится в Нейи.»

Вряд ли стоит далее цитировать подробный рассказ мадам Мартэн: достаточно сказать, что миссис Грэхэм ухаживала за ее детьми точно так же, как мадам Мартэн заботилась о маленьких англичанах, что обе супружеские пары были очарованы знакомством и остались близкими друзьями до конца своих дней. Десять лет назад мадам Мартэн была еще жива…

Недостаток места, отведенного для этой главы, не позволяет нам подробно пересказать аналогичные случаи, приводившие человечество в изумление на протяжении всего августа.

Так называемая «серия составных домов» оказалась даже более массовой, чем «серия перемещений в пространстве». Более ста пар было

перемешано аналогичным образом, и это стало излюбленной темой для романистов и киносценаристов. Широкой публике особенно пришелся по вкусу присутствующий в ней элемент некой причудливой фривольности. Кроме того, публику забавляли ситуации, когда — как это действительно имело место, — королева просыпалась в постели полицейского, а балерина — рядом с президентом Соединенных Штатов. Затем эта серия внезапно оборвалась, чтобы уступить место новым событиям. Все выглядело так, словно таинственные существа, забавлявшиеся вмешательством в жизнь людей, были капризны, непостоянны и быстро охладевали к своим забавам.

Клетка

В начале сентября незримые существа, могущество которых было к тому времени всем известно, почтили своим вниманием самых знаменитых ученых Земли. Двенадцать человек, в большинстве своем физики и химики, прославленные выдающимися достижениями, были одновременно похищены из различных городов наиболее развитых стран и перенесены на поляну в лесу Фонтенбло.

Группа подростков, приехавших сюда погулять, заметила нескольких пожилых людей, бродивших, как потерянные, по лужайке. Видя, что те находятся в затруднении, подростки хотели к ним подойти, чтобы предложить свои услуги, но вдруг с изумлением обнаружили, что им преграждает путь какая-то незримая, однако совершенно непреодолимая преграда. Они попытались ее обойти, сделали полный круг и убедились, что невидимое препятствие окружает поляну правильным кольцом. Несколько юношей узнали одного ученого — это был их профессор. Они окликнули его по имени, но тот, по-видимому, ничего не слышал: звук тоже не проникал сквозь преграду. Знаменитые ученые оказались изолированными, словно звери в клетке.

Довольно скоро они, по-видимому, смирились со своим заключением. Снаружи было видно, как ученые лежат на солнышке, потом они достали из карманов клочки бумаги и принялись о чем-то оживленно спорить, испещряя листки математическими формулами. Один из юных наблюдателей сообщил обо всем происходящем властям, и к полудню в лес Фонтенбло начали стекаться любопытные зеваки К тому времени ученые уже проявляли беспокойство: все это были люди преклонного возраста. Они устало бродили вдоль незримой стены, что-то кричали, а когда убедились, что их не слышно, начали подавать знаки, чтобы им доставили еду.

Среди зрителей оказалось несколько офицеров, и одному из них пришла в голову блестящая, казалось бы, мысль: перебросить ученым продовольствие на вертолете. Часа через два в небе послышался рокот мотора, и летчик, искусно снизившись, сбросил пакеты с продовольствием точно над серединой поляны. Но, к сожалению, не долетев метров двадцати до земли, все пакеты словно повисли в воздухе. У круглой клетки оказалась плоская крыша из того же невидимого силового поля.

Когда начало смеркаться, пожилые ученые впали в отчаяние. Они показывали знаками, что умирают от голода и страшатся ночного холода. Но смущенные и обеспокоенные зрители ничем не могли им помочь. Неужели эти выдающиеся умы погибнут у них на глазах? — с тревогой вопрошали они друг друга.

При первых бледных лучах рассвета зрителям сначала показалось, что положение не изменилось, но затем, присмотревшись внимательнее, они обнаружили в центре «клетки» какое-то новое устройство. Невидимая рука сделала так, что пакеты с продовольствием теперь раскачивались на веревке внутри клетки метрах в пяти от земли. Рядом с этой веревкой до самой земли свисал канат. Любой молодой человек без труда мог бы влезть по нему и достать пакеты, в которых была спасительная еда. Но, к несчастью, казалось весьма маловероятным, чтобы хоть один из почтенных ученых мужей был способен выполнить столь сложное гимнастическое упражнение. Зрители видели, как ученые подходили к канату, примеривались, словно пробовали свои силы, но дальше этого дело не двигалось.