Отель Трансильвания
Шрифт:
Ваше сочувствие Люсьен де Кресси удивляет меня. Невероятно, чтобы ее муж был столь ужасен. Даже если он действительно подвержен греху, на который вы намекаете, ей надлежит сносить свою участь с должным самозабвением. Не Вам, дорогая сестра, оспаривать несомненное право мужей наказывать своих жен. Конечно, ей приходится нелегко, но ее первая супружеская обязанность – покоряться. Этот постулат подтверждается законом Божиим, и мы повсюду видим доказательства его мудрости. Возвышаешься лишь в смирении, и узы супружества помогают женщине осознать, что строгий супруг – ее главная
Не мешайтесь в ее жизнь, а лучше посоветуйте этой строптивице смиренно принять долю, уготованную ей небесами, и подчиниться мужу, как того требует долг. Может статься, кротостью своего поведения она подаст супругу благодатный пример, и тот вернется на праведный путь, сделавшись добропорядочным семьянином…
…Полагаю, наряды, в каких я щеголяю, порядочно устарели. Но тут мне некому подсказать, как одеться, чтобы не оконфузить Мадлен. Покорно прошу вас взять на себя этот труд и высылаю мерки, сделанные моим портным. Передайте их хорошему мастеру и прикажите ему сшить для меня по крайней мере один парадный костюм. Я готов заплатить сколько запросят, лишь бы работу сделали к сроку и хорошо. Но заклинаю вас, дорогая сестра: хотя нынче и отдают предпочтение ярким цветам – не увлекайтесь. Я человек угрюмый, так что коричневый шелковый камзол с бархатными отворотами мне вполне подойдет. Пожалуйста, никаких лилий и персиков, ибо это все не мое. Если коричневое вы сочтете совсем неприемлемым, оставляю выбор за вами, однако учтите: мои симпатии на стороне спокойных тонов. Думаю, у меня найдутся подходящие кремовые сорочки и кружева. Заранее благодарен за помощь. Понимаю, что заняты вы сейчас чрезвычайно, но завезти мерки к портному может ведь и посыльный, а потому надеюсь, что моя просьба не очень вас затруднит.
В ожидании скорой встречи еще раз сердечно благодарю вас за теплый прием, оказанный моей дочери, равно как и за сестринскую любовь, которой дышит ваше письмо. Засим остаюсь вашим преданным братом,
Робер Марсель Ив Этьен Паскаль,
маркиз де Монталье».
ГЛАВА 4
Неуклюже опираясь на костыли, Эркюль с трудом чистил щеткой копыта лошади и сквозь зубы бранился. Слишком стара эта кобылка, чтобы бегать в упряжке, слишком стара! Однако работа спорилась, и лошадь стояла спокойно.
– Вижу, дело идет!
Эркюль вскинулся от неожиданности и непременно упал бы, если бы его не поддержала чья-то рука.
– А чтоб тебя! – в сердцах выкрикнул бывший кучер. – Убирайся, бездельник!
Ему показалось, что под руку сунулся отирающийся возле конюшни слуга.
– Ну, если вы настаиваете, – спокойно произнес Сен-Жермен и отступил.
– О, господин, простите. Мне не следовало так говорить, – пробормотал Эркюль в замешательстве, пряча глаза.
– Я сам напросился. Не извиняйтесь.
– Но хозяин-то здесь вы.
Хозяин! Надменная улыбка… длинная трость, воздетая для
– Вы чего-то боитесь?
– Нет… ничего… – Калека принялся выбираться из стойла. Давалось ему это с трудом. – Вам надо показать ее коновалу.
– Покажу, – кивнул Сен-Жермен. – Вы, похоже, скучаете по своему занятию?
– Скучаю? – переспросил Эркюль. Он окинул конюшню взглядом, и глаза его замигали. – Да. Наверное. Если бы у меня выпали все зубы, я, кажется, меньше бы тосковал.
– Кое-что еще можно вернуть, – заметил Сен-Жермен. Негромко, почти безразлично.
– Что тут можно вернуть? – заскрипел зубами Эркюль. – Злодей погубил меня, уничтожил. Лучше бы он швырнул меня под копыта коней. Но это было бы просто. – Кучер вконец помрачнел. – Это бы не доставило удовольствия барону Клотэру де Сен-Себастьяну. Будь моя воля…
– Ну-ну, друг мой, – увещевающе проговорил Сен-Жермен, но кучер лишь отмахнулся.
– Он просто чудовище, вот что я вам скажу. Я многое видел, я знаю. И если бы кто-то задумал его раздавить, я бы… я бы молился на этого человека…
Эркюль отвернулся, смахнув ладонью слезу. Маленькая, затянутая в перчатку рука легла на плечо калеки.
– Предположим, такой человек есть. Вы согласились бы оказать ему помощь?
– Оказать помощь? – повторил Эркюль, пытаясь постичь смысл вопроса. Ему вдруг стало трудно дышать. – Но как?
Сен-Жермен ответил вопросом:
– Вы могли бы править каретой?
– Я?
– Да, вы.
– О, господин! Да лишь бы меня подсадили на козлы! Бог мой, чтобы управиться с лошадьми нужны ведь не ноги, а руки. А руки у меня в полном порядке. Вот только на козлы не влезть. Я пробовал, да не вышло…
Подбородок кучера задрожал.
– Вам помогут взобраться, – ровным голосом сказал Сен-Жермен. – Вам дадут в руки вожжи, но там уж – не подведите. От вашего умения многое будет зависеть. Сен-Себастьян жесток.
– Что вы хотите этим сказать?
Страх ледяной рукой вдруг сжал сердце Эркюля.
– Есть люди, которых надо выручить из беды. Есть, например, женщина, угодившая в сети этого негодяя. Сен-Себастьян полагает, что она полностью в его власти. Потому что ее предал муж, потому что у нее нет друзей. Так думает Сен-Себастьян. Но он ошибается.
Последняя фраза прозвучала неожиданно жестко.
– Но… – Эркюль попытался шагнуть вперед, однако костыли помешали, и он лишь переступил на месте.
– Еще мне надо, чтобы вы кое за кем понаблюдали, – продолжал Сен-Жермен, не обращая внимания на эту возню. – Риска почти никакого. Вы, правда, будете на виду, с этим ничего не поделаешь, однако…
– Но мои ноги… – возразил было Эркюль.
– Ноги не помешают. В любом случае они будут укрыты. Даю слово, никто ничего не поймет.
Глаза графа во мраке конюшни светились, как темный янтарь.
Эркюль навалился на брус, ограждающий стойло.
– Я кучер. Этого ведь не спрячешь в карман.
– Мы вас загримируем, – сказал Сен-Жермен. Он изучал Эркюля, пытаясь понять, можно ли на него положиться.
– А если меня раскроют? – голос кучера дрогнул.
Сен-Жермен покачал головой.
– Вряд ли. Впрочем, даже если вас и узнают, делу это не повредит.
– Граф! – воскликнул Эркюль и умолк.