Отель

Андреев Олег Андреевич

Света за это время тоже успела переодеться, и – о счастливое совпадение – тоже в джинсы. У нее было на это несколько причин: во-первых, она давала понять, что на сегодня занята, пусть не беспокоятся, а во-вторых, она предполагала, что старику наверняка захочется выйти на пленэр и посидеть на еле проклюнувшейся травке – так не пачкать же дорогущие платья. Мобильный телефон она тоже с собой не взяла, потому что ни с кем сегодня не собиралась общаться.

– Я очень заинтересовался вашими мыслями, – сказал старик, заказывая бурбон. – Мне важно как можно больше узнать о России

и о русских.

– Это пожалуйста, это мы можем, – серьезно ответила Света. – О России я могу говорить сколько угодно.

– А вот скажите, откуда вы все знаете? Вы ведь такая молодая.

Света невольно зарделась. Она и сама предполагала за собой недюжинный ум, но когда тебе об этом говорят старшие – загордишься.

– Я много читаю, думаю, размышляю, – сказала она, глубокомысленно сощурив глаза. – Вы ведь помните, как у старика Хема?

– У кого?

– У Хемингуэя, это ваш писатель?

Если бы не густой загар, старик покраснел бы как юноша. Про Хемингуэя он слышал в школе, но с тех пор прошло много лет, а прочитать знаменитого соотечественника ему все было недосуг.

– А, конечно. Так что у Гэмингвэя? – произнес он фамилию на американский манер.

Света и сама пожалела, что упомянула красивую фамилию, потому что тоже ничего не читала.

– Ну как же! Мы все учились немного, кое-где и кое-как, – вольно перевела она на английский русские стихи.

– М-да… – протянул Пайпс, мысленно давая себе клятву обязательно купить сочинения Хемингуэя и прочесть все от корки до корки, чтобы найти другие, не менее замечательные по глубине высказывания.

Света поняла, что пронесло, и почувствовала себя легко и свободно.

– Знаете, это я только с виду такая легкомысленная, а в самом деле меня так все волнует. Я вот возьму какую-нибудь книгу и читаю, читаю, читаю… И думаю… Так много важных мыслей в книгах. Я ведь, знаете, еще в детстве любила петь и танцевать, стихи читала наизусть. Мне все так и говорили: Светка, ты будешь артисткой, настоящей, как Алла Пугачева.

– Это кто?

– Фи, он не знает Пугачеву! – искренне удивилась Света. – Это наша самая великая артистка.

Пристыженный Пайпс молча выпил свой бурбон.

– Вот, а когда я школу закончила, сразу поехала в Москву, чтобы поступить в театральный институт. Знаете, я так люблю театр, запах кулис, аплодисменты, грим, всякие роли, эти… ну, мебель старинная, костюмы… Ах, театр…

– И что?

– Блат. Кругом один блат.

– Что это – блат?

– Знакомство, родственники всякие, деньги. Можно было и другим путем, но мне было противно.

– Каким?

– Переспать с преподавателем. Да-да, не удивляйтесь, мне сразу на экзамене профессор сказал: хочешь работать в театре? Хочу. Тогда переспи со мной! Представляете?

– Ужас!

– А я тогда девочка чистая была, наивная, мне так противно стало… И куда ни приду – везде одно и то же. Я уже даже покончить с собой хотела. И еще такие все мерзкие старики… То есть я хотела сказать, что мне было просто противно. Как это можно: искусство – и такое? Но я себе слово дала: умру, а в театре работать буду.

Пайпс слушал Свету с открытым ртом и уже корил себя

за циничное желание с ней переспать. Бедная девочка, она так настрадалась.

– Устроилась лифтершей. Зарплата – копейки. Жильцы, бывало, мне хлеба давали, чтобы я в голодный обморок не упала. А за квартиру платить надо. Потом и это кончилось.

– Почему?

– Лифт сломался. А хозяин квартиры ничего знать не хочет – или ты переспишь со мной, или убирайся.

– Это же кошмар!

– Что вы! Кошмар еще и не начинался. А я каждый вечер в театр ходила, на самые лучшие спектакли. Тихонечко сяду в последнем ряду и плачу.

Пайпс заказал еще бурбона, чтобы утопить горе в вине.

– А потом я влюбилась. Он артистом был. Гамлета знаете?

Это Пайпс, слава богу, знал.

– Вот он Гамлета играл. Такой красивый, умный. Я так его любила. Мы собирались пожениться, но его семья меня не захотела – как же, я простая девушка, а он знаменитость. И он меня бросил. Беременную.

У Пайпса невольно сжались кулаки. Ах, попадись ему сейчас этот Гамлет, он бы ему показал «То be or not to be»!

– Так у вас есть малыш?

– Нет, – тихо сказала Света, тщательно прикусив губку. – Погиб ребеночек. При родах погиб. И знаете, мне тогда все стало все равно. А тут подруга моя пришла и говорит: хочешь денег заработать? Я даже не спросила как. Вот она меня в публичный дом и привела.

Пайпс уже только качал головой. У него не было даже сил восклицать.

– Да-да, в публичный дом. И бандерша там знаете кто? Герой Советского Союза. Я испугалась, закричала, но меня схватили и изнасиловали. А потом забрали паспорт и сказали, что, если откажусь, меня сдадут в милицию. Целый год я у нее работала. А потом она вышвырнула меня на улицу. И теперь я испорченный человек, кому я такая нужна? Нет счастья в жизни.

И она, достав из сумки платочек, аккуратно промокнула сухие глаза.

А вот у Пайпса глаза были действительно на мокром месте.

Он был и шокирован, и счастлив. Судьба этой милой девушки тронула сердце наивного, отзывчивого американца так, как никакой голливудский фильм. А счастлив он был потому, что, кажется, наконец встретил свою судьбу во второй раз (первый – это была мать Чарли). Как разительно отличалась эта простая русская девушка от его знакомых девушек в Америке. Те тупо жевали жвачку, говорили куриным языком рэпэров и едва ли могли показать на карте Европу. Эта знала писателей, и даже американских, прожила тяжкую жизнь и осталась притом душевным и открытым человеком. Только открытый человек может так честно и искренне рассказать о своей жизни.

Если бы старик Пайпс знал, что из всего повествования Светы только лифт и бандерша – Герой Советского Союза были правдой, он бы не поверил. Просто ему очень хотелось, чтобы это было правдой.

– Света, простите меня, старика. Я сначала думал, что вы обыкновенная… гулящая женщина. Я хотел воспользоваться этим, но теперь понимаю, как сильно это оскорбило бы вас.

«Оп-па, – подумала Света, – перестаралась».

– Давайте просто говорить с вами, вы мне будете читать стихи, а я буду вас слушать, кажется, я начинаю молодеть.