Отелло с кочергой
Шрифт:
— Потому, что он в два раза дешевле.
— У тебя че, ку-ку замкнуло? — вышел из себя Коля, ему порядком надоела эта волынка. — Тогда тебе в дурдом надо на излечение. Но сначала штраф заплати!
— Какой дурдом? — петушком прокричал Женя. Он страшно обиделся на «дурдом». — Я, если хотите знать, рассчитываю надежность автомата защиты ядерного реактора!
— Кого ты можешь рассчитывать? — презрительно бросил Коля. — Ты на себя посмотри, тебе только по теплотрассам бомжевать. Академик нашелся! Плати штраф, а то в мильтонку отвезем.
Хочешь не хочешь, а
— Реактор он рассчитывает. Это когда бутылки по помойкам собираешь?
В этот момент открылась задняя дверь автобуса, водитель решил проветрить салон. Женя не хотел в милицию. Он отбросил контролера и ломанулся на свежий воздух.
Все было против него в тот день, — двери захлопнулись перед носом. Женя ухватился двумя руками за створку и рванул что было мочи. Дверь подалась, приоткрывая путь к свободе от контролеров, милиционеров, позора. А уж на свободе попробуй его догони! Не пьет, не курит, с метлой тренируется. Шаг осталось шагнуть до воли вольной, когда последовал страшный удар в поясницу. В глазах потемнело, на сознание тоже пало затмение.
И что обидно — ладно бы послал в нокаут контролер. Нет. Родной радикулит отключил от внешней действительности. Капризный и своенравный, он требовал уважительного отношения к себе в любой ситуации. Не переваривал резких телодвижений. И вдруг такое пренебрежение к его персоне — скачки, рывки, напряжения…
Пришел Женя в себя от чужих рук, проворно обшаривающих его карманы. Коля-контролер надеялся найти штраф.
— Уйди! — грозно сжал кулаки Женя.
Однако махать ими радикулит не позволял. Не то, что махать — пошевелиться было невмоготу.
Коля-контролер беспрепятственно нашарил удостоверение кандидата наук.
— Ты че, кандидат? — Коля сверил фотографию с оригиналом, скривившимся от боли.
И пожалел оригинал.
— Ладно, Евгений Михайлович, в милицию вас не поведу.
«Бомжуйте дальше», — хотел сказать, но сдержался из уважения к ученым. А вдруг Прытков знаком с его преподавателями?..
Неся, как хрустальную вазу, свой радикулит, Женя вышел из автобуса, доковылял до ближайшей стенки, притулился к ней с невеселой думой: «Надежность автомата защиты реактора я и в ракообразном состоянии рассчитаю, — прикрыл глаза от боли, — а вот метлой на пару с радиком много не наработаешь…»
А без метлы только бомжевать оставалось в этой жизни…
ВЫБИРАЙ, НЕ ТО ПРОЛЕТИШЬ
Ситуация была «прощайте, красотки, прощай небосвод». Дуло пистолета холодно уперлось в грудь Владимира Арсентьевича Горячего.
«От сессии до сессии живут студенты весело». Остальным россиянам тоже скучать не приходится. Выборы не реже, чем у студентов сессия. Только успевай лапшу агитационную с ушей стряхивать.
Владимир Арсентьевич не стряхивал, сам развешивал направо-налево. Как-никак глава администрации сельского района, а
Но как ни бился Владимир Арсентьевич, его район в последнее время подкачивал.
Сам Горячий голосовал за коммунистов. «Да ну?» — скажите вы.
«Загну!» — ответил бы Владимир Арсентьевич, коснись вслух этого вопроса. Но вслух даже родимой жене не говорил правды, в чью копилку бросал свой голос.
Данное явление можно расценить, как тщательно скрываемый политический мазохизм. Иначе как объяснить вопиющий парадокс? Да, при коммунистах Горячий, будучи директором совхоза, конечно, с хлеба на воду не перебивался, но слаще Болгарии с Венгрией ничего не видел. И то за свой счет. А тут на дармовщинку поглазел как в Пекине китайцы живут, в Нидерландах голландцы поживают. Коттедж двухэтажный дала новая власть, дочь любимица училась в коммерческом вузе с международным уклоном.
И этот же самый папа, заходя в кабинку, голосовал за вчерашний день. Но агитировал за демократию и лично президента Ельцина.
В день его выборов, 16 июня, Владимир Арсеньтьевич взошел на сцену клуба, в зале вместо кресел стояли кабинки для голосования, толпился народ. Взошел и произнес яркую речь. Дескать — выбирай, а то пролетишь мимо кассы. Решается судьба страны. Куда ей, болезной, оглобли направить — взад к застойному социализму или вперед — от него. И призвал голосовать за «вперед» и лично…
Не дожидаясь рукоплесканий, Владимир Арсентьевич ушел за кулисы, где вместо аплодисментов уперся ему в грудь пистолет.
— За что? — оборвалось сердце.
Оборвется — пистолет находился в руках сержанта милиции.
— Предъявите ордер на арест! — возмутился Горячий.
— Вот тебе ордер! — сунул под нос «макарова» сержант. — Ты за кого агитируешь, гад? Вы мне 4 месяца зарплату не платите! Жена вообще разучилась, что такое деньги получать. Детские и то зажали…
— Переходный период, — начал объяснять Горячий, — надо затянуть пояса.
— А ты че его распустил в два обхвата? Я бы так всю жизнь в вашем переходе жировал! А нам заработанное не даете!
— Пойдемте я из своих заплачу, — пытаясь разрядить обстановку, предложил Владимир Арсентьевич, — за все 4 месяца…
— Хватит подачек. Нужно менять курс реформ. Сейчас ты у меня будешь за коммунистов агитировать.
Милиционер снял пистолет с предохранителя, приставил к спине Горячего и повел главу администрации на сцену.
— Принародно застрелю, если что не так, — грозно прошептал в ухо. — Давай за Зюганова!
И Владимир Арсентьевич дал! Ух, как дал!
— Какая это к чертям собачьим демократия? — кричал он. — Зарплату задерживают по 4 месяца. Детские не платят. Когда я был директором «Октября», у нас в молочном стаде насчитывалось 500 голов, а сейчас одни рожки да ножки остались. Срамота — доярки в безработных ходят? Наркомания на селе появилась…
Народ ушам своим не верил, про урны с бюллетенями забыл. Такое несет глава-голова! А он нес, пока не зашел начальник милиции.
Горячий вниз головой прыгнул в толпу.