Откровение
Шрифт:
— А, это вы, доблестный рыцарь?.. И вы, я вам подал руку, чтобы из котла... Но как вы знали... гм... что мы будем возвращаться здесь?
Он не добавил, что они вообще не должны были вернуться, просто повезло, но калика понял, а остальные смотрели влюбленными глазами, захлебывались от счастливых слез.
— Это я сказала, — послышался волнующий женский голос.
К ним подошла неспешно, почти царственно, миниатюрная женщина с копной иссиня черных волос. Злая волшебница, вспомнил Томас, член Семи Тайных, вечный враг сэра калики...
Олег молчал, явно растерян, Томас спросил быстро:
— Откуда знала?
Гульча сделала отметаюший жест:
— Успокойся, засады или предательства нет. Просто я знаю этого человека. Он должен пойти, сделать, выйти невредимым, а потом пройти здесь... Разве я ошиблась?
Томас пробормотал:
— В целом, верно... только насчет невредимости...
Гульча всмотрелась в избитое лицо калики, голос ее дрогнул от жалости:
— Бедный... Но представляю, в каком виде ты оставил Сатану! Ведь ты у него побывал, верно?.. Олег, мы коротали здесь время, рассказывая кто и как освободился. Так что я уже знаю твой маршрут. Заодно обменялись рассказами о тебе, кто что слышал... Конечно, я не всему верю, но кое-что узнала новое... Такое, что никогда бы о тебе не подумала!
От входа качнулась в их сторону исполинская фигура. Двухголовый зверь в три гигантских шага преодолел половину расстояния до замерших в страхе людей. Томас вытащил меч, но Олег ухватил за плечо:
— Куда?.. Это же твой брат!
— К-кто?
— Молочный брат по матери. Это один из старших деток Ангрбоды. Надеюсь, те ему уже сказали, а то и объяснить не успеем...
На плече гиганта лежала дубина из ствола дерева, выдранного с корнем. Был он вширь, как в высоту, а между глаз можно было положить стрелу степняка. Обе головы люто смотрели на людей, а когда распахнул пасти, вместе с рыком вырвались грохочушие слова:
— Ага... удалось. Вижу. Что ж, моя мать простых людей не рожает и молоком не кормит!
Олег сказал осторожно:
— Привет, Припол.
— Р-р-рад... Вы... с победой. Увести одного-двух... понятно. Но... толпу? Толпу еще никто не уводил.
Томас подумал, что кто-то да сделает это первым, но перехватил брошенный Олегом взгляд на Гульчу, заколебался:
— Но сколько их можно так терзать? Вот этого, думаю, жгли на костре уже лет сто. А то и двести.
Гигант посмотрел, вскинул очи горе, пошевелил губами, подвигал складками на лбу, изрек:
— Семь тысяч лет с хвостиком.
Томас вскрикнул:
— Но за что так сурово?
— Сурово? Но ведь есть преступления, на которые не распространяется срок давности, верно?
Томас развел руками:
— Сколько угодно. А что натворил?
— Прошел мимо и не поклонился столбу с изображением священного знака Рипса. Оправдывался, что была ночь, гроза, молол всякую чушь, выгораживал шкуру.
Олег вслушался в далекий грохот, прервал:
— Вылезли из котлов, уже хорошо. Сумеют выбраться — хорошо, не сумеют... тоже лучше, чем в геенне. Друзья, схоронитесь снова в щелях, а мы уведем погоню. Гульча, ты же умная женщина...
Она кивнула, голос был холодноват:
— Это значит, что я должна вести себя как последняя дура. Вместо того, чтобы пойти с вами, я должна позаботиться об этих людях...
— Ты все понимаешь! — вскричал Олег с облегчением.
Он отступил, больно толкнул Томаса. Над вершинами гор вспыхнуло багровое зарево. Устрашенный Томас различил
Щель в камне вела вверх так круто, что Томас вскоре сбился с дыхания, но радостное возбуждение придавало силы. Он карабкался как ящерица, руки сами находили выступы, а хватался едва ли не зубами:
— Послушать бы... что порассказывали о тебе...
— Враки, — отозвалось сверху.
— Но все-таки... — бросил Томас мстительно, — дыма без огня...
Олег долго карабкался молча, потом Томас услышал его глуховатый голос:
— Ты же видишь, как слухи рождаются! Они уже сейчас рассказывают друг другу, что видели как мы отважно дрались с Сатаной... Найдутся те, кто видел Сатану избитого, а потом отыщутся и такие, кто видел, как мы избивали ногами, а князь ада катался по полу, плакал и просил пощады...
Томас не ответил, начал беречь дыхание, подъем уже давался трудно, но на языке вертелось спросить еще и о Гульче, нарочито ли оставил, можно бы и с собой взять, но калика как чуял, сказал громче:
— Словом, наврут, как крестоносцы о своих походах!
И Томас сразу забыл про Гульчу, про оставленных перед порогом спасенных людей, полез быстрее, чтобы нагнать и высказать язычнику все, что думает о дикарях, смеющих рассуждать о высших ценностях, которым служат рыцари Креста.
Знакомый запах становился все мощнее. Пот заливал глаза, Томас хрипел и захлебывался потоками горько-соленой воды, не до запахов, наконец под руками опоры не оказалось, и он вывалился в обширную блистающую оранжевым огнем пещеру. Там стоял треск, блестел пол, но его почти не видно из-за быстрых, как молнии, черных тел. Муравьи, огромные, как молосские доги, молниеносно набрасывались на желтое, вгрызались, от скрежета Томаса перекашивало, он хватался за уши, а муравей, выломав оранжевую глыбу, со всех ног несся по наклонному ходу верх, исчезал в темноте.
От черных тел все меркло, панцири терлись и сталкивались с такой силой, что лопнул бы и рыцарский доспех, но муравьи самозабвенно бросались на золотую жилу, выгрызали крупные слитки, тут же без передышки мчались обратно.
— Развивается семья, — сказал Олег с облегчением. — Я боялся, что вымрет такая красота.
Томас прохрипел, еще не в состоянии остановить ходящую ходуном грудь:
— А почему золото? Что в нем понимают?
— Мягкий металл, — объяснил Олег. — Грызть легче. Им места нужны для личинок, понимаешь?
Он махнул рукой, рыцарь сам личинка, приблизился к одному из муравьев, потолковал на языке жестов, тот нетерпеливо отмахивался, но калика был настойчив, и муравей не мог отказать голодному собрату: выдавил из зоба каплю желтого меда, размером с крупную дыню. Олег подхватил в обе ладони, капля начала протекать сквозь растопыренные пальцы. Томас спохватился и тоже подставил руки. Напились, сразу ощутив прилив сил, а потом Олег перехватил еще муравья, вытребовал едко пахнущую каплю из брюшка. Томас первым торопливо размазал по доспехам, смочил шлем и даже подошвы ног.