«Откровения о…» Книга 4. Верность
Шрифт:
– Findest du nicht, dass das dich nichts angeht? 6 – взорвался вдруг Алекс.
И до самого дома мы ехали в молчании. Откуда это берётся? Не вспыльчивость, не нетерпимость к давлению извне, с этим-то как раз всё понятно – возраст плюс гены, а вот это умение манипулировать? Кто, начиная ещё с глубокого детства, научил его в разговоре со мной демонстративно переходить на немецкий, в те моменты, когда нужно подчеркнуть что я никто и звать меня никак?
К ужину Алекс немного отошёл и выглядел теперь скорее виноватым. Это даже Николос
6
А тебе не кажется, что это не твоё дело? (нем.)
Алёшкина вспыльчивость меня не разозлила, скорее, расстроило то, что всё случилось именно так. Возможно, я действительно полезла не в своё дело? А с другой стороны – а что тогда моё, если не сын и то, что с ним происходит?
Конечно, я знала, что у них в школе уже проходят уроки полового воспитания, что их там даже учат надевать презервативы, – слава богу, на бананы! – и рассказывают о том, что до определённого возраста лучше ограничиваться петтингом. И я не была ханжой, но… Именно сейчас вдруг, для меня это оказалось дико! Какой петтинг, какие презервативы – они дети! Ему всего четырнадцать!
А ещё, впервые за долгое время, этим вечером я почувствовала рядом мужа. Не потому, что он вёл себя как-то по-особенному, а потому, что словно очнулась от дурмана. Вот, к примеру, я и раньше видела, что за последние полгода Ник сильно похудел, и даже знала что со здоровьем у него всё в порядке, просто он увлёкся стремительно разрастающейся философией осознанного питания. «После сорока еда – либо лекарство, либо яд», «Не ем тех, у кого есть мать», «Глютен – хуже сахара», «Радуга на тарелке» – и всё такое. В его рационе теперь были в основном свежие салаты и орехи, крупы и сыры, и конечно, он, активный сорокапятилетний мужчина, просто высох на такой диете!
Так вот, я видела эти изменения и раньше, но только сегодня вечером воровато и словно впервые рассмотрела их в деталях. Ник сильно осунулся, да, но выглядел при этом довольно свежо и молодцевато. Вот только во взгляде затаилась глубокая усталость. И мне так захотелось вдруг обнять его и… нормально покормить! Картошечки жареной с грибочками, котлетку, помидорку солёненькую. Чтобы он расслабился и забылся хоть ненадолго. Чтобы на острых скулах заиграл румянец, чтобы свободно опустились напряжённые, костлявые плечи.
Чего скрывать, в прежнем весе он нравился мне больше. Я вообще с юности испытывала слабость к крепким мужчинам и любовалась ими до сих пор, но как-то так случилось, что это уже давно не имело значения. У меня есть муж, и он вот такой, какой есть. Я ведь и сама давно уже не юная дева с осиной талией и высокой пышной грудью. Нет, я всё ещё могла похвастать стройной, моложавой фигурой, и тоже старалась питаться правильно, а ещё, стабильно три раза в неделю ходила в фитнес-центр… Но годы всё равно накинули полтора размера в объёмах, округлили и изменили формы, сгладили рельефы. И как бы я ни старалась вернуть себя прежнюю – не удавалось.
Ну что ж, мы с Ником не молодели, да. И я принимала его с его чрезмерной худобой, а он меня – мягкую и плавную, хотя и не скрывал, что предпочёл
Господи, ну вот какой чёрт дернул меня кинуться под Князева, даже не выяснив, что у Ника с Анной? А вдруг, как мы и договаривались, там уже ничего и не было? Во всяком случае, очень похоже на то, что весь холод, что витает в отношениях между нами последние два года, теперь приношу я сама – на целованных другим мужчиной губах; на руках, что бесстыдно ласкали чужое тело; в запутавшемся в волосах шёпоте измены; в сдавленном писке совести и в страхе, что ничего уже не исправить.
К концу ужина до меня дошло, что я, скорее всего, как и Алекс выгляжу виноватой, а Николос считает, что это от того, что мы с сыном поругались. Мне же просто было стыдно перед ним, законным мужем, который однажды, между прочим, не допустил развала нашей семьи.
Глава 5
В начале десятого я принесла Нику в кабинет имбирный чай с корицей и апельсиновыми корочками. Традиция рождественской недели, которую я в своё время сходу переняла от фрау Хельги Трайбер, свекрови… Но о которой совершенно забыла в прошлом году, например. Хотя нет, не забыла. Забила.
Николос оторвал взгляд от монитора, немного завис, глядя на окутанную ароматным паром кружку с оленями, и, наконец, поднял глаза на меня.
– Спасибо, это очень кстати. – Вежливо, с улыбкой. Не подкопаешься.
Я кивнула и прошла к окну за его спиной. Слегка отодвинула занавеску, выглядывая на улицу. Срочно нужно было что-то сказать, но я не могла придумать что. Казалось, любые слова прозвучат глупо. Тем более что если прислушаться к себе, то и вовсе – хотелось просто обнять его сзади, уткнуться лицом в его затылок и помолчать. До свербения под коленками хотелось! И до слабости в руках страшило.
Что за телячьи нежности, несвойственные нашим отношениям?
Но, может, они потому и несвойственны, что мы ещё не пробовали?
Задержала дыхание, решительно повернулась к мужу… И желание обнять тут же исчезло. Он был чужой. Свой чужой, как-то так. Не тянулись к нему руки, не магнитило к его запаху и теплу. Да и всплеснувшая было жажда нежности, кажется, возникла просто как отголосок заботы, вложенной в приготовление чая. А самое обидное то, что желание обнять Ника исчезло, а потребность обнимать – нет. Наверное, ещё и за этим мне нужен был Олег. И, может, за этим же нужна была Нику Анна? Вот интересно, у него с ней было так же самообманчиво, как у меня с Князевым, или от души?
– Мне показалось, что у вас с Алексом что-то случилось, или на самом деле есть проблемы? – спросил Ник.
– Даже не знаю, как сказать…
– Скажи как есть.
Я обошла его стол спереди, прислонилась к нему бедром. Машинально повела пальцем по плафону настольной лампы.
– Ну… В общем, Алекс, кажется, встречается с девочкой.
– И?
– И она довольно-таки раскованно себя держит. В моём присутствии теребила его волосы, представляешь?
Ник откинулся на спинку кресла, сложил на груди руки. На лице непонятная улыбка.