Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945
Шрифт:
Инженеры, прошедшие летную подготовку, но не имевшие опыта и практики, как у асов, сталкивались с очень серьезными проблемами. Загадочные неполадки машин новой конструкции оставались необъяснимыми: ни расчеты, ни испытания высокоскоростных турбин для одноместных самолетов не выявляли никаких дефектов. Пока никто не решался поднять в воздух машину, которая даже на взлете не поддавалась управлению. Практически каждый, кто садился в кабину такого самолета, вскоре глушил двигатель. Теперь специалисты заменяли руль направления и проводили
– Я считаю, господа, – заявил главный инженер, – что решение нашей проблемы может иметь огромное значение.
Мы с ним стояли на взлетной полосе, где сейчас должен был начаться очередной эксперимент. Три стремительные на вид одноместные машины с двумя турбинными двигателями ждали начала испытаний. Громкоговоритель был связан с наземной станцией управления, чтобы можно было информировать наблюдавших за экспериментом пилотов и давать полезные советы.
Главный инженер залез в кабину первого самолета. Турбины двигателей дико взвыли. Раскаленный воздух с бешеной скоростью вырвался из сопел. Странная птица проехала несколько метров.
Главный инженер кивнул нам из кабины.
– Я взлетаю, – донеслось из громкоговорителя.
Вой турбин стал оглушающим. К нему начал добавляться невыносимый глухой полутон. Самолет сорвался с места и помчался по бетонной полосе.
– Машина собирается взлететь, – объявил по радио главный инженер. – Я тяну штурвал на себя, еще, еще на себя. Полный газ!
Он не собирался выравнивать самолет. Момент был тревожный.
– Штурвал вперед! – снова послышался взволнованный голос пилота. – Машина поднимается слишком круто!
Мы увидели, как нос самолета задрался вверх.
– Я больше не могу держать ее. Она сейчас перевернется!
На последнем слове голос главного инженера превратился в вопль. Вспыхнуло яркое пламя, и облако дыма в форме гриба взлетело вертикально в небо. Через несколько секунд мы услышали взрыв.
– Кажется, теперь поднимать ее должен я, – заметил молоденький второй инженер, выбросив окурок.
Когда он залез в кабину, его лицо сильно побледнело. Молодой человек натянуто улыбнулся нам. Мы снова отступили от взлетной полосы и зажали уши, когда машина промчалась мимо.
– Уже собирается взлетать, скотина! – крикнул инженер.
Мы понимали, как лихорадочно он должен был действовать сейчас в кабине.
– Я выравниваю перегруженный нос, – спокойно продолжал молодой человек. – Машина все еще стремится задрать его вверх. Выравниваю ее дальше. Толкаю штурвал вперед. Теперь она взлетает! Хорошо, снова выравниваю. Отлично. Летит нормально.
Мы увидели, как самолет перед самым лесом поднялся в небо, оставляя за собой черный след выхлопных газов.
– Деревья чертовски близко от меня! – быстро крикнул инженер. – Верхушки слишком близко. Все!
Он еще кричал, когда второе пламя взмыло в небо. Мы замерли как парализованные.
Другого
– Так никакого толка не будет.
– Конечно! – громким, резким голосом произнес Георг. – Я полечу. Подняться в воздух можно. Разбег должен быть длиннее и не перед лесом.
– Остановись, Георг!
Но он не слушал никого из нас.
– Сумасшедший, – прошептал Вернер. – Разобьется точно так же.
Георг откатил свой самолет как можно дальше. Фургон с громкоговорителем отвез нас к самому ограждению вокруг поля аэродрома.
– Слейте половину бака топлива, – приказал Георг.
Пока выполняли это указание, он подошел к нам покурить. Парень выглядел абсолютно уверенным в себе, когда указал на инженеров.
– Почти все они летают, используя свои мозги, а нужно прежде всего лететь чувствами и только потом привлекать мозг.
Мы опять попытались отговорить Георга от безумной попытки.
– В таких случаях все решает испытание, – сказал он, снова не слушая нас. – Да еще чувство машины, которое должно быть у тебя в заднице. У кого-то оно есть, а у кого-то нет. У меня есть.
С тех пор как Георг получил ранение и сильное сотрясение мозга, у него стали появляться странные идеи. Мы говорили друг другу, что парень сошел с ума.
Георг залез в самолет и сжался в кабине. Мы держали за него кулаки.
– Увеличиваю давление и выравниваю, – доложил он.
Самолет оторвался от земли и начал подниматься над лесом. Все выше и выше.
– Браво, Георг!
Осторожно накренившись, пилот повернул обратно к летному полю и помчался прямо на нас. Машина летела очень быстро, но бесшумно. Она пронеслась в нескольких сотнях метров над нами и снова взмыла ввысь под небольшим углом. Только тогда до наших ушей донесся тонкий приглушенный гул турбин. Мы стали просить Георга сесть.
– Нет, раз уж я поднялся в воздух, теперь хочу выяснить, какой у этого чудовища дефект.
Очевидно, он хотел испытать машину при максимальных нагрузках. Это не могло закончиться добром, поскольку тест «при максимальных нагрузках» означал испытание пределов ее возможностей. На таких скоростях едва ли удастся выпрыгнуть с парашютом.
Кандидат в покойники за несколько секунд поднялся на высоту три тысячи метров, наклонил нос самолета и, словно падающая звезда, устремился к земле. Из громкоговорителя донесся радостный вопль.
– Осталась всего тысяча метров!
Мы затаили дыхание, потом закричали:
– Прыгай, идиот!
Постепенно, очень медленно нос машины снова стал подниматься и, наконец, достиг нормального положения. Должно быть, Георг тянул на себя штурвал обеими руками. Теперь он поднялся перпендикулярно вверх, оставляя за собой в небе белые следы газа. Через несколько мгновений в воздухе раздался металлический скрежет.