Откровения Заратустры
Шрифт:
Разбойник задумался и с удивлением глядел на Заратустру, чье лицо продолжало оставаться безмятежным. Наконец, он сказал:
— Так ты говоришь, что и Бог страдает вместе с людьми? Мне трудно поверить в подобное, ведь говорят же, что Бог всесилен, почему же он не избавится от страданий сам и не избавит своих сыновей?
— Может быть, потому, что часто страдания — это путь к выздоровлению? — пожал плечами Заратустра, и было не ясно, спрашивает он или же утверждает давно известное. — Вот любящий отец избавляет сына от страданий, ибо мучения сына для него мучительней во сто крат. Но тот же отец причиняет
Разбойник покачал головой и засмеялся:
— Но если все так, и мучения способны принести благо, то в чем же грех мучителя? Вот и я грабил людей, значит, и я давал им повод стать сильнее!
— Все так, только вот никто не станет любить болезнь даже тогда, когда она пройдет. Человек побеждает болезнь и вышвыривает ее прочь. Если же болезнь побеждает человека, то в любом случае она умирает вместе с ним. И выходит, что зло без добра прожить не способно, добро же, учась побеждать зло, побеждает его и способно уже без него обходиться. Что ж, похоже, ты устал от детских сказок, так вот тебе новая.
ГЛИНА И ЧЕЛОВЕК
— Нет пророка в отечестве, — вздохнул как-то Виштаспа, когда они с Заратустрой выходили из пределов царя Дурашрава. — Вот и эти земли обещали теплый прием, и вновь судьба гонит нас от них.
— О каком отечестве ты говоришь? — отозвался Заратустра на сетования своего ученика. — Разве не там отечество человека, где его мать и отец, и где душа знает любовь? Или там, где тело в тепле, а душа в беспокойстве? И разве за теплым приемом выходит на поле пахарь весной? Так что же ты беспокоишься о тех, чей отец всегда с ними и чью волю пришли они исполнить? Дух Святой — отечество пророков и пока Он с ними, пророк везде будет дома.
— Не знаю почему я печалюсь, — Виштаспа пожал плечами и тяжело вздохнул. — Может быть потому, что не знаю зачем приходят пророки. Вон сколько их прошло по этой земле, а зла в мире не становится меньше. Ненависть, ложь, воровство, предательство и жестокость, — скажи, разве эти семена сеяли пророки? Где же добрые плоды и почему вокруг так много терний?
На лице Виштаспы отразилось такое искреннее огорчение, что Заратустра не выдержал и рассмеялся.
— Ах, Виштаспа! Где ты видел, чтобы колосья росли по указу жнеца, а яблоки — по воле садовника? Не сами ли они произрастают из семени и цветка? Так чего же ты ждешь от пророков? Никто не сможет сделать человека сильнее, мудрее и чище, одна только жизнь и один только он сам. Пророк же приходит помочь тем, кто готов созреть и другим открыть радость созревания. И не за славой и пустыми похвалами приходит он, а от полноты его сердца.
Заратустра поднял лицо к солнцу и продолжил:
— Посмотри на этот мир, дорогой мой Виштаспа. Посмотри и скажи, кто захочет в нем быть камнем, не знающим горя и страданий? Или кротом, который зарывается в землю от страха? Ты и сам не раз выказывал отвагу и доблесть в борьбе с неприятелем, так что же теперь обилие зла смущает тебя? Или ты научился побеждать, не имея соперника?
— Нет, —
— Не печалься о том, — Заратустра пристально посмотрел на ученика. — И не отворачивайся от них даже тогда, когда они не вмещают твои слова и продолжают безумствовать. Пусть будет по воле Единого. Их потери будут велики, но от большой потери может прийти большое понимание. И от великой боли может родиться великое сострадание. Если же и тогда человек останется глух, то, увы, ни ты, ни я, и никто другой уже не сможет помочь ему. Посмотри на глину, из которой вышел человек. Вся ли она превратилась в людей или еще осталось? Так и не каждый становится человеком, быть которым — это огромный труд, огромная боль, но и радость такая же огромная. А без этого человек опять уходит в глину.
Виштаспа молча обдумывал слова Учителя, когда Заратустра неожиданно остановился и сел на землю.
— Давай лучше присядем здесь, — сказал он и, указав рукой на всадника, появившегося из-за холма, пояснил:
— Вон та судьба, которая гнала нас с этих земель, теперь зовет нас обратно.
КОГО ТЫ ИЩЕШЬ?
И опять Виштаспа был изумлен знанием, открытым Учителю. Всадник, которого они заметили вдали, поравнявшись с ними, соскочил с коня и упал Заратустре в ноги.
— Смилуйся, почтенный господин! — торопясь стал бормотать он. — Не откажи мне в милости отправиться со мной в город. Я знаю, что тебя почитают за пророка и не осмелился бы беспокоить тебя, когда бы не повеление моего Царя! Он наказал мне отыскать тебя и упросить тебя вернуться. Он так и сказал — упросить и не сметь ни в чем перечить тебе.
Гонец покорно дожидался ответа, Заратустра же не торопясь достал из дорожной котомки пригоршню слив и принялся молча поедать ягоды, сплевывая косточки на дорогу.
— Ты ошибся, — наконец прервал он свое молчание. — У меня нет ничего такого, чего бы ты был лишен сам. Но не огорчайся, я могу угостить тебя сливами. Думаю, тебе еще никогда не приходилось есть таких вкусных слив.
От этих слов гонец вздрогнул, как от удара кнутом. Он только и смог, что приподнявшись, снова упасть в пыль, и обхватив руками голову, запричитал:
— О, горе мне! Не сносить мне теперь своей головы! Все мои люди были посланы по разным концам этих земель, и вот вчера я узнал, что крестьяне видели того пророка с учеником. Они шли той же дорогой, что и вы. Но видимо крестьяне ошиблись!
Лицо Заратустры оставалось невозмутимым. Он спокойно дожевал еще одну сливу, аккуратно положил на котомку остальные и вдруг ни с того ни с сего упал в ноги гонцу:
— О, достойнейший господин! — умоляющим голосом начал он. — Не откажи и ты в милости! Скажи мне, как зовут твоего пророка? Не Заратустрой ли?
Гонец в изумлении посмотрел на лежащего перед ним человека и с надеждой в голосе спросил:
— Откуда ты знаешь его? Он был здесь?
— Да, — ответил Заратустра, оставаясь лежать. — Тебе повезло, — это я.