Откройте небо
Шрифт:
– Мои сердечные приветствия господину Льву и госпоже Пульхерии, сказал я.
– Будьте любезны, передайте им, что тут их ожидает Георгий Маркезинис из Эпира.
– Господину Льву и госпоже… – повторил конюший.
– Пульхерии, – сказал я. – Они меня знают. Я дальний родственник Фемистоклиса Метаксаса, и… – здесь я запнулся в нерешительности, чувствуя себя еще более глупо, чем обычно, распинаясь о своей родословной перед простым конюшим. – Позови-ка мне дворецкого, – прорычал я.
Конюший поспешно побежал внутрь дворца.
После
– Слушаю.
– Мои наилучшие пожелания господину Льву и госпоже Пульхерии. Будьте любезны передать им…
– Госпоже… какой?
– Госпоже Пульхерии, жене Льва Дукаса. Я Георгий Маркезинис из Эпира, дальний родственник Фемистоклиса Метаксаса. Несколько недель тому назад мы были здесь на званом вечере, который давали…
– Жену Льва Дукаса, – холодно заметил дворецкий, – зовут Евпрепией.
– Евпрепией?
– Евпрепия Дукас – хозяйка этого дворца. Человече, чего вам здесь надобно? Если вы пришли сюда пьяный посреди бела дня нарушить покой господина Льва, я…
– Погодите, – сказал я. – Евпрепия? Не Пульхерия? – В моей ладони сверкнул золотой визант и быстренько упорхнул в уже ждавшую его ладонь дворецкого. – Я не пьян, и все это очень важно. Когда Лев женился на этой… этой Евпрепии?
– Четыре года тому назад.
– Че-ты-ре-го-да-на-зад? Нет, это невозможно. Пять лет тому назад он женился на Пульхерии, которая…
– Вы, должно быть, ошиблись. Господин Лев женился только однажды, на Евпрепии Макремболитис, матери его сына Василия и его дочери Зои.
Рука дворецкого снова приподнялась. Я опустил в нее еще один визант.
Чувствуя, как у меня из-под ног уходит земля, я забормотал:
– Его старшим сыном является Никетас, который еще не родился, и у него совсем не должно быть сына Василия, и… Боже праведный, неужели вы затеяли какую-то нечестную игру со мною?
– Клянусь перед образом Христа-Пантократа в том, что все сказанное мною – истинная правда до единого слова, – решительно заявил дворецкий.
Постукивая своим кошельком с византами, я сказал, теперь уже совсем отчаявшись:
– А насколько возможно устроить мне аудиенцию у госпожи Евпрепии?
– В принципе – почему бы и нет? Вот только сейчас ее нет здесь. Она уже три месяца отдыхает во дворце Дукаса на трапезундском побережье, где ждет своего следующего ребенка.
– Три месяца? Значит, здесь не было никакого званого вечера несколько недель тому назад?
– Нет, не было, господин.
– И здесь не было императора Алексея? И Фемистоклиса Метаксаса? Ни Георгия Маркезиниса из Эпира? Ни…
– Никого из них, господин. Чем я еще могу вам помочь?
– Наверное, уже ничем, – сказал я и, шатаясь, побрел прочь от дворца Дукаса как человек, которого поразили своим гневом боги.
54
Печально я странствовал по юго-восточной
Я вошел, спотыкаясь, наугад в одну из харчевен, размещавшуюся в двухэтажном строении из неокрашенных досок. Несколько торговцев потягивали здесь свою ежедневную дозу вина. Я тяжело бухнулся за покоробленный и шаткий стол в никем еще не занятом углу комнаты и, тупо уставившись на стену, стал думать о Евпрепии, беременной жене Льва Дукаса.
Ко мне подошла хорошенькая подавальщица и спросила:
– Вина?
– Да. И чем крепче, тем лучше.
– И жареной баранины?
– Спасибо, я не голоден.
– Мы здесь делаем очень вкусную баранину.
– Я не голоден, – повторил я. И угрюмо уставился на ее лодыжки.
Лодыжки у нее оказались очень и очень приличными. Я перевел взор чуть повыше, на икры, но здесь меня ждала неудача, так как ноги ее скрывались за складками простого длинного одеяния. Она ушла и вскоре вернулась с бутылью вина. Когда она ставила его передо мной верхняя часть ее одеяния распахнулась, и моему взору предстали две полные, белые, с розовыми кончиками, груди, которые свободно вывалились наружу. Тогда наконец-то я взглянул на ее лицо.
Она вполне могла бы сойти за сестру-близняшку Пульхерии.
Такие же темные озорные глаза. Такая же, без малейших изъянов, оливковая кожа. Такие же полные губы и тонкий нос. Такого же возраста примерно семнадцати лет. Различия между этой девушкой и моей Пульхерией заключались лишь в одежде, осанке и выражении лица. Девушка была в довольно грубом одеянии: ей недоставало аристократической элегантности осанки и походки Пульхерии; и были у нее какие-то надутые, будто недовольные губы. Она имела мрачный вид девушки, болезненно уязвленной тем, что она поставлена явно ниже того места, которое, как ей кажется, могла бы занимать.
– Ты почти, как Пульхерия, – сказал я.
Девушка хрипло рассмеялась.
– Что за несусветную чушь вы там порете?
– Одна моя знакомая девушка очень на тебя похожа. Так вот – ее зовут Пульхерией.
– Вы придуриваетесь или, наверное, совсем пьяный! Я и есть Пульхерия.
И мне очень не нравятся эти ваши заумные заигрывания, незнакомец.
– Ты Пульхерия?
– Определенно.
– Пульхерия Дукас?
Она расхохоталась мне прямо в лицо.
– Дукас! Ну и скажете! Теперь я точно знаю, что вы не в своем уме.