Откройте небо

Силверберг Роберт

Бордмен пояснил Антонелли:

– Хостон ставил три к одному, что мы сюда не доберемся. Сам слышал, – и спросил Камерона, техника связи: – Как вы думаете, у Мюллера есть какая-нибудь система наблюдений?

– Не исключено и даже очень вероятно.

– Вы считаете, эта система позволяет разглядеть лица?

– Может быть, даже и так. Но наверняка мы не можем этого знать. У него было много времени, чтобы ознакомиться с механизмами этого лабиринта, сэр.

– Если только он увидел мое лицо, то нам нужно немедленно поворачивать и больше не

утруждать себя. Мне даже не пришло в голову, что он может за нами наблюдать. У кого есть термопластический аппарат? Мне надо немедленно изменить внешность.

Он не объяснил, почему, но когда процедура была закончена, его нос стал острым и длинным, губы тонкими, с опущенными уголками рта, подбородок – выдающимся. Это было явно не симпатичное обличье, но вряд ли кто-нибудь теперь мог узнать Чарли Бордмена.

После беспокойно проведенной ночи Раулинс стал готовиться к переходу в лагерь авангарда в зоне Е. Бордмен должен был остаться на базе и в течение всего времени поддерживать с ним связь, видеть то, что он видит, и слышать то, что он слышит. И незаметно направлять его действия.

Утро было сухим и ветреным. Проверены ли каналы связи? Раулинс вышел из куполообразной палатки, отсчитал десять шагов. Он стоял в одиночестве, наблюдая, как рассвет обволакивает обозначенные углами фарфоровые стены оранжевым блеском. На фоне светлой зелени неба эти стены казались смолисто-черными.

– Подними правую руку, – сказал Бордмен, – если слышишь меня, Нед.

Раулинс поднял руку.

– Теперь повернись ко мне.

– Где ты говоришь, родился Ричард Мюллер?

– На Земле. Слышу тебя отлично.

– Где на Земле?

– В Северо-Американском Директорате. Точно не знаю, где именно.

– А я ведь тоже оттуда, – заметил Раулинс.

– Да, я знаю. Мюллер, кажется, происходит откуда-то из западной части Северной Америки. Но я не уверен в этом. Так мало времени провожу на Земле, Нед, что даже не помню как следует географии. Если это для тебя так важно, то мы можем запросить мозг корабля.

– Позже. Я могу идти?

– Подожди. Послушай, что я тебе скажу. С большим трудом и чудом мы проникли в лабиринт, и все, что мы тут пока сделали, было лишь вступлением для достижения настоящей цели. Мы прибыли сюда за Мюллером. Не забывай об этом.

– Как я могу об этом забыть?

– До сих пор мы думали только о себе. Основной задачей было выжить. Это, возможно, немного затуманивало перспективу. Но теперь мы уже можем смотреть более широко. Дар, которым обладает Ричард Мюллер… может, впрочем, заклятие, висящие над ним, не знаю… имеет огромную потенциальную ценность, и наша цель – использовать это, Нед. Судьба Галактики зависит от того, что произойдет здесь между тобой и Мюллером в несколько ближайших дней. Это поворотный пункт во времени. Перемены в жизни миллиардов еще неродившихся существ к лучшему или к худшему зависят от того, что здесь произойдет.

– Ты говоришь, по-видимому, совершенно серьезно, Чарли?

– Абсолютно

серьезно. Иногда бывают минуты, когда все эти громкие глупые и надутые слова начинают что-то значить, и это одна из таких минут. Ты стоишь на перекрестке истории Галактики. И потому, Нед, пойдешь туда и будешь лгать, давать клятвы, идти на компромиссы. Я думаю, какое-то время совесть не будет давать тебе покоя и ты возненавидишь себя за это, но в конце концов ты поймешь, что совершаешь поступок героический. Проба связи окончена. Возвращайся обратно и приготовься.

На этот раз он шел один недолго. Стэйн и Элтон довели его до самых ворот зоны Е без происшествий. Показали ему дорогу вправо, и из-под крутящегося снопа лазерных искр он вошел в эту зону, суровую и унылую. Спускаясь по крутому пандусу у ворот, он увидел в одной из иглообразных каменных колонн какое-то гнездо. В темноте гнезда что-то блестело и двигалось, и это могло быть глазом.

– Мне кажется, мы нашли часть приспособления для наблюдения, которое использует Мюллер, – доложил он. – Тут что-то смотрит на меня со стены.

– Попробуй опрыскать его едкой жидкостью, – посоветовал Бордмен.

– Он решит, что это проявление враждебности. Зачем археологу уничтожать такую штуку?

– Правильно. Иди дальше.

В зоне Е господствовало менее грозное настроение. Темные, смыкающиеся низкие здания стояли, как напуганные черепахи. Все это выглядело иначе, поднимались высокие стены, где-то светилась какая-то башня. Каждая из зон отличалась от других, ранее преодоленных, до такой степени, что Раулинс даже предполагал, что они построены в разное время. Сперва возник центр – жилые кварталы, а затем постепенно нарастали внешние круги, защищенные своими ловушками, по мере того, как враги становились все более наглыми и настойчивыми. Это была концепция достойная археолога: он запоминал ее, чтобы использовать потом.

Пройдя уже большой участок от ворот, он увидел затуманенную фигуру идущего к нему Уолкера. Тот был худощав, несимпатичен и холоден. Утверждали, что он пытался жениться несколько раз на одной и той же женщине. Ему было лет сорок, и он прежде всего думал о карьере.

– Рад, что тебе удалось пройти, Раулинс. Спокойно иди с того места влево, эта стена поворачивается.

– Здесь все в порядке?

– Более менее. Полчаса назад мы потеряли Патроцелли.

Раулинс окаменел.

– Но ведь эта зона безопасна?

– Нет. Более рискованная, чем зона F, и так же полна ловушек, как зона G. Мы недооценивали ее, когда пускали роботов. Ведь нет никаких причин предполагать, что зоны должны становиться более безопасными к центру, правда? Да, эта одна из худших.

– Усыпили бдительность, – предположил Раулинс. – Кажется, что здесь нам ничего не угрожает.

– Если бы знать! Ну что ж, пойдем. Иди за мной и не очень утруждай свой мозг. Индивидуализм здесь не стоит и ломанного гроша. Или идешь уже намеченным путем, или не приходишь никуда.