Откройте сердце для любви (сборник)
Шрифт:
– Перестань рыдать, дочка, – сказал он непривычно строгим голосом. – Жизнь на этом не кончается, а у тебя есть отец, который не даст тебе пропасть.
Пата стихла и удивленно посмотрела на отца, широко раскрыв глаза. Слезы сразу высохли.
– Юридически этот негодяй нам недоступен, – продолжал развивать свою мысль Никанор Иванович, – и в этом виноваты мы сами. Нет, я виноват, прежде всего. Я должен был настоять на законном оформлении брака по нашим правилам.
Он горестно покачал головой.
– Прости меня, девочка моя, – добавил тихо. – Но теперь я стану для тебя надежной опорой, не сомневайся, и мы справимся.
Никанор
– И ничего сверхъестественного не происходит. Оглянитесь вокруг. Жизнь-то совсем другая стала.
«Ты смотри, – обрадовалась в душе бабушка, – зятек-то мой совсем не глуп и с характером. А я-то думала…»
Следом за отцом опомнилась и мать после многолетнего светского марафона, за которым не видела реальной жизни. Сейчас ее единственное дитя, ее дорогая Клеопатра, была в опасности, и в женщине пробудилась хищница, готовая запустить когти и зубы в любого, кто причинит ее чаду зло. Но Саид с его белозубой улыбкой на красивом смуглом лице был для нее недосягаем. И хищница, спрятав на время когти, направила свои мысли в другое русло.
– Вот и хорошо, доченька, что у нас будет девочка, – включилась она. – Мы сами ее вырастим, верно, Никанор?
Жена, оставив свои светские манеры, вновь, как когда-то, смотрела на мужа с доверием и надеждой. И сердце мужчины дрогнуло. Он молча обнял жену, прижал к себе и кивнул, не проронив больше ни слова.
Бабушка не переставала удивляться. Это какие же потрясения потребовались, чтобы семья стряхнула с себя многолетний слой искусственной позолоты и вернулась к исконным жизненным ценностям.
Но больше всего удивила семью сама Пата. Перестав лить слезы, она долго смотрела на отца, мать и бабушку, а потом вдруг лучезарно улыбнулась и кинулась в объятия родных. Семья наконец стала настоящей. Маленький кораблик, основательно потрепанный штормом, выбрался все же в спокойные воды. Он остался на плаву, и это главное.
С того дня все изменилось. Семья, как могла, поддерживала молодую женщину, и Пата, проявив характер, довольно быстро вернулась к полнокровной жизни. В институте вела себя как ни в чем не бывало, Саида просто не замечала. Если доводилось встречаться, смотрела как бы сквозь него, что сильно ранило его мужскую гордость. Он ожидал упреков, слез, скандалов, наконец. А эта молодая шаловливая тигрица неожиданно повзрослела и вела себя пугающе спокойно. И впервые в жизни Саид спасовал перед женщиной.
Однажды в институте, в переходе между аудиториями, он остановил брошенную жену.
– Послушай, Пата, – проговорил примирительно, – я, пожалуй, погорячился. Давай начнем все с начала.
– Зачем? – удивилась она. – Я уже поняла, что жить с тобой, все равно что сидеть на краю кратера готового к извержению вулкана. Хорошо, что вовремя успела понять. Нет уж, спасибо.
И отвернулась от окончателно растерявшегося Саида. Она второй раз оскорбила его, больно ударила по самолюбию словами. Горячая кровь взыграла, глаза вспыхнули… и погасли. Сила была не на его стороне. Будь они дома, в Ливане, он живо указал бы этой упрямой женщине на ее место. А тут… Тут пришлось молча проглотить оскорбление и долго зализывать раны, нанесенные так старательно оберегаемой мужской гордости.
А Пата успешно справлялась с учебой и вынашивала свою девочку. Ходила она аккуратно, и казалось, что беременность даже красит ее. Только на последнем
Над тем, как назвать малышку, думали всей семьей. Мать по старой памяти перебирала в голове самые необычные имена, но их дружно отвергали. Бабушка была за простое неказистое имя, которое встречается чуть ли не на каждом шагу. Отец просто помалкивал. Пата же после долгих размышлений заявила, что назовет девочку Саидой.
– Нет, – объяснила она в ответ на удивленные взгляды матери и бабушки, – вовсе не потому, что без памяти люблю ее отца, это уже перегорело. Просто хочу всегда иметь перед глазами напоминание, что не нужно спешить хватать то, что блестит и сверкает, оно вполне может оказаться простой стекляшкой.
Что ни говори, а Пата была все-таки умной девушкой, просто она заблудилась среди хаоса возможностей, предоставляемых ей чрезмерно любящими родителями.
Малышку записали Саидой, а в графе «отец» в документе о рождении поставили прочерк.
И началась совсем другая жизнь. Все в семье крутилось теперь вокруг маленькой Саиды. Однако не так, как раньше вокруг Паты. Обжегшийся на изъянах воспитания собственной дочери Никанор Иванович сдерживал бурные порывы своей жены и все чаще ловил на себе одобрительные взгляды бабушки. Сама Пата чрезмерно баловать дочь не собиралась, хотя и любила ее без памяти. Приходилось держать себя в руках, но характера на это хватало не всегда.
В институте пришлось все-таки взять академический отпуск, чтобы спокойно кормить девчушку своим молоком и уделять ей максимум внимания. Материальное положение семьи это позволяло, и волноваться было не о чем.
Позже Пата закончила учебу и получила диплом. Вернувшись в институт, узнала, что Саид сделал еще одну попытку обзавестись славянской женой и сыном. На этот раз он выбрал белокурую Зою с голубыми глазами и внушительных размеров бюстом. На его бурную страсть она тоже отреагировала быстрой беременностью. Однако, как и Пата, оплошала. Безжалостный аппарат УЗИ снова констатировал девочку. Этот удар едва не добил Саида. Но теперь он вел себя осторожно и громких демаршей не устраивал. Просто после получения диплома потихоньку сбежал к себе на родину, оставив удрученную Зою наедине с ее проблемами.
Пата не злорадствовала, хоть Зоя и пыталась до последнего момента задирать нос – вот, мол, она сумела то, чего не смогла добиться признанная красавица, – Саид даже с девочкой примирился. Но когда самолет унес Саида, «забывшего» здесь горячо любимую женщину и не рожденную еще дочь, Пата даже пожалела Зою. У нее, у Паты, все же была семья, и за спиной отца она чувствовала себя спокойно. У Зои этого не было. И как она теперь справится?
4
С именем дочери Пата не ошиблась. Девчушка действительно была очень похожа на отца, что отчетливо проявилось уже к году. Хорошенькая, смугленькая, черноглазая, с темными, завивающимися крупными локонами волосенками. Восточное происхождение ребенка невозможно было спрятать, так что ни имя Машенька, ни Катенька, ей, конечно же, не подошли бы. И бабушке пришлось это признать. Но мудрая женщина уже сейчас задавалась вопросом, как будет жить ее правнучка среди людей, на которых она совсем не похожа. Ясность в этот вопрос внес все тот же, уже не раз удививший ее, Никанор Иванович.