Открыть глаза

Георгиева Инна Александровна

Или они такие выразительные были от того, что Сёя-сан ворвался на середине концерта, отобрал виолончель и скрылся с нею, аки тать в ночи? Я, честно говоря, тоже обалдела. И еще деду пожаловался… Тот так взбеленился, будто я зараз все десять смертных грехов умудрилась совершить. Из школы пригрозил забрать…

Вот это было ошибкой. Я, конечно, могу принять его мелкие недостатки, вроде чрезмерной вспыльчивости или непомерной резкости. Но я не позволю изменять установленные им же правила по первому желанию. Я два часа молчала,

но в тот момент меня было не заткнуть. Чем я только деду не угрожала: и голодовкой, и обетом молчания. Сразила его перспектива очередного, восьмого по счету, побега. Дед-уэ как-то сразу присмирел, долго рассматривал мою решительную физиономию и сдался. Только пробурчал что-то вроде «Мои гены, черт бы их побрал».

Но музыкой все равно заниматься запретил. Сказал, что с учителями этот вопрос сам утрясет. А жаль. Мне понравилось играть на виолончели. Уже и забыла, когда в прошлый раз получала такое удовольствие. И петь я люблю. Всегда с удовольствием пела маме с папой. Они меня так хвалили!.. Но тоже не позволяли выступать на людях. Один раз, если память мне не изменяет, папа разрешил спеть перед своими бизнес-партнерами. Потом еще месяц довольный ходил – все контракты подписал. К моему выступлению это, конечно, имело мало отношения. Но я, маленькая и глупая, была так счастлива, что смогла помочь родителю.

С тех пор прошло много лет. Столько всего изменилось. Столько уже никогда не повториться. А петь люблю до сих пор. И до сих пор – нельзя».

Глава 5

Если четыре причины возможных неприятностей заранее устранены,

то всегда найдется пятая.

NNN

– Так, на сегодня достаточно, - Мерси откинулась на спинку стула и с удовольствием потянулась. От компьютера уже глаза слезились. На завтра остался ненавистный английский и биология. Казалось, чем еще может заниматься молодая японская школьница в выходные?

Внезапно зазвонивший сотовый отвлек от нерадостных дум.

– Странно, - пробормотала Мерси. Номер домашний, а с дедом она сегодня уже разговаривала. На завтра у него была запланирована краткосрочная командировка, и он, видимо, переживая, что за пару суток относительной свободы из головы внучки выветрятся все напутствия, долго и настырно их повторял. Целый талмуд правил озвучил. – Второй заход я не переживу… - сжимая мобильник в кулаке, Мерси бросила задумчивый взгляд в окно. Потом вздохнула, задержала дыхание, досчитала до десяти и выдохнула:

– Слушаю.

– Здравствуй, девочка.

– Бабуля, ты что ли?

– Не рада меня слышать? – насмешливо уточнила миссис Сакура Томаши.

– Ты даже не представляешь, как сильно я рада, - искренне улыбнулась внучка.

– Верю. Слышала краем уха вашу с дедом сегодняшнюю беседу.

– Ты хотела сказать – его пламенный монолог?

– Мерседес, ты должна его понять, - сразу посерьезнела бабушка. – Это ведь американская поговорка: кто обжегся на молоке, будет дуть

и на воду? Вот появятся у тебя свои внуки, посмотрим, как ты чудить начнешь.

– Конечно, бабушка, - покаялась Мерси. – Я понимаю.

– Ладно, не за тем я сегодня тебе позвонила, чтобы нотации читать. Скажи лучше, какие у тебя планы на завтра?

– Какие планы..? – девушка окинула взглядом стопку учебников. – Почти никаких. А что?

– Не хочешь пробежаться со мной по магазинам?

– Это пока деда не будет, да? – подозрительно уточнила внучка. – Ты затеваешь что-то безумное?

– Ну, что ты, милая? – в притворном ужасе воскликнула бабушка, и Мерси вспомнила, что телефон прослушивается. – Так что, ждать тебя завтра?

– Я приеду. Когда?

– К десяти будет в самый раз.

– Договорились. Целую тебя.

– И тебе хороших снов, девочка.

На следующее утро, ровно в девять пятьдесят пять (по пунктуальности Сёя мог соперничать с Гринвичской обсерваторией), черный лимузин въехал в ворота токийского особняка семьи Томаши. Выполненное в традиционном японском стиле, поместье любовно именовалось «Свежестью Фудзиямы» хозяевами и «угловатым гестапо» их непочтительной внучкой.

Бабушка ожидала гостью в кабинете.

– Здравствуй, милая, - совсем по-американски обняла она Мерси.
– Ты готова?

– Разумеется.

Бабушка внимательно оглядела внучку с ног до головы.

– Твой вкус безупречен, - довольно улыбнулась она. – Но удобно ли тебе в этом?

На Мерси был приталенный пиджак и короткая юбка глубокого синего цвета, строгая белая рубашка и лакированные туфли на высокой шпильке. Свои рыжие волосы она с нарочитой небрежностью скрепила заколкой на затылке.

– Впрочем, - не стала заострять на гардеробе внимание бабушка (сама она выбрала строгое кимоно, подпоясанное темно-синим поясом и традиционные туфельки в тон), – у тебя ноги молодые, почему бы и на каблуках не побегать?

– Я сказала Сёя, что мы поедем на твоей машине, и он отогнал лимузин. Кстати, почему именно лимузин?

– Ну, - пожала плечами бабушка, - если верить твоему деду, эта машинка выдержит даже прямое попадание торпеды.

– Так я и думала…

– А тебя что-то не устраивает?

– Ну, это же лимузин! В таких только замуж выходят. И еще производят впечатление на деловых партнеров.

– Ты и производиш. Милая, не забывай: большинство связей, которые мы используем всю оставшуюся жизнь, нарабатываются еще в школе. Твои одноклассники, все как на подбор – представители уважаемых и богатейших семей Японии. На данном этапе твоей жизни они и есть твоими партнерами, клиентами и конкурентами.

– А я, глупая, все называю их друзьями и соперниками, - съязвила Мерси, но бабушка с улыбкой покачала головой:

– Вот когда научишься смотреть на людей с моей точки зрения, считай, что выросла. Или уже состарилась, не знаю… Но не стоит нам сегодня об этом говорить. У нас ведь по плану – приключение, не так ли?

– Угу. Может, расскажешь, все-таки, что ты задумала?

– Расскажу. Юкимура!

В зал вошел старый слуга. В отсутствие Сёя, он исполнял функции дворецкого.

– Такси ждет, госпожа, - поклонился он.