Открытая дверь
Шрифт:
– Хм… Еще никто при мне Ромочку паршивой овцой не называл… – тихо и с каким-то странным удовольствием проговорил Стас.
– Значит, я первая буду! – сердито вскинула голову Катя, убирая конверт с деньгами в ящик тумбочки. – Так можешь ему и передать при случае, ладно? А еще скажи, что он подлец и предатель, что Ирина его таковым считает, никогда его не простит, никогда!
– Могу передать, конечно… А только для него все эти слова как об стенку горох… Так я думаю. Если уж решил уехать, решил за спинами родителей спрятаться, что с него еще возьмешь? У богатых свои причуды, Кать, сама понимаешь. Хорошо,
Ирина собралась было возразить и заявить, что никаких денег ей от Ромочки не надо, но Катя уже перевела разговор в другую сторону, даже принялась кокетничать со Стасом, взвизгнула громко, когда он пустил в потолок пробку от шампанского. Потом они пили чай с тортом, потом Катя пошла его проводить…
Ирина осталась одна, плакала долго. Очень уж оскорбительны были деньги, которые передал Ромочка через Стаса. И понимала, что слезы эти были последними – будто прощальными… Дальше уже не до слез будет. Дальше начнется самое трудное. И как оно все будет, как жизнь повернется, трудно предугадать… Когда за спиной надежного тыла нет, что вообще можно предугадать?
Родила она раньше срока. Долго лежала в больнице. Никто к ней не приходил… кроме Кати и девчонок из общежития. Да и кто мог еще прийти? Девчонки стояли под окном палаты, улыбались очень старательно, хотя она понимала, что за этими улыбками прячутся жалость и сочувствие. А однажды Катя прокричала ей снизу:
– У нас новая комендантша, Ириш! Елизавета Ивановна на пенсию ушла!
– И какая она, новая комендантша? – осторожно спросила Ирина.
– Да зверюга та еще… Ничего хорошего тебе сказать не могу… Молодая такая, наглая.
– Понятно, что ж. Спасибо, что предупредила хотя бы.
– Ириш… Может, тебе мачехе своей письмо написать, а? Так вот и так… Деваться мне некуда…
– Да бесполезно, Кать. Я знаю, что она меня с ребенком на порог не пустит.
– Но ты ж там прописана! Ты имеешь право!
– Да она меня давно уже выписала, ты что! Как я уехала, как в институт поступила, так и выписала. Уж не знаю, как ей это удалось… Наверное, по блату как-то. У нее везде блат есть, я знаю.
– Ну… Тогда хоть родителям Ромы позвони… Пусть они тебе комнату снимут… Ну не знаю я, что тебе еще посоветовать, Ириш! Когда тебя выписывать собираются?
– Обещали через неделю.
– Ты скажи потом, ладно? Когда точно знать будешь. Мы с девчонками тебя встретим.
– Ладно, там видно будет…
Не стала она девчонок предупреждать о выписке. Им же надо, получается, все лекции в институте пропустить – зачем такие хлопоты? В день выписки вышла на больничное крыльцо со свертком на руках – аж голова закружилась от солнца и свежего воздуха. Доехала до общежития на трамвае, вошла в дверь…
– Климова! Ты куда идешь, стой! Тебя пускать не велено! – выскочила из-за перегородки вахтерша, преградила ей путь. – Комендант сказала тебя не пускать! Если хочешь сама с ней поговорить, иди, она сейчас у себя!
И, воровато обернувшись, добавила тихо:
– Иди, девонька, иди… Прямо с ребеночком и иди… Может, она сжалится, если хорошо попросишь…
Ирина кивнула, пошла медленно по коридору. Постучала в дверь, потом робко приоткрыла ее:
– Можно?
– Да, заходите! Кто там? – услышала довольно суровый голос и сглотнула тревожный комок,
– Здравствуйте… Я Климова из двести пятнадцатой… Я хотела вас попросить… Вахтерша сказала, что вы не хотите меня пускать…
– А, Климова… Да-да, я в курсе. Да, это я велела тебя не пускать. Сама понимаешь, не положено. Здесь не дом матери и ребенка, здесь студенческое общежитие, между прочим. И вообще… Какой пример ты подаешь другим девушкам? А если все станут вслед за тобой рожать и тащить сюда детей? Детский сад устраивать будем? Нет, не уговаривай меня даже, все равно не пущу! Права такого не имею!
– Ну, может, в порядке исключения… Понимаете, мне просто идти совсем некуда…
– То есть как это – некуда? Домой с ребеночком поезжай, к родителям! Все уж, отучилась, если родить сподобилась! Преподнесла родителям вместо учебы подарочек, ага! И где только у тебя голова была, не понимаю? Мне говорили, ты даже на повышенную стипендию шла! Сама себе все испортила, выходит. Вот и поезжай… Хочешь, денег тебе на дорогу дам? Нету, поди, на билет денег-то?
– Мне некуда ехать… Так получилось, что некуда…
– Родителей боишься, что ли? Думаешь, ругать будут, не примут? Ну, может, и поругают сначала… А принять примут, куда ж они денутся.
– У меня нет родителей. Ни отца, ни матери нет.
– Детдомовская, что ли?
– Нет… Когда отец умер, я с мачехой жила.
– Ну, допустим… И что? Ведь не на улице ты с мачехой жила, правда? Ты должна быть где-то прописана?
– Так она меня давно уже из квартиры выписала…
– Ой, не сочиняй! Не могла она тебя без твоего заявления выписать, думаешь, я законов не знаю? Хватит мне тут… Нельзя! Не могу я тебя пустить, зачем мне из-за тебя неприятности? А вдруг кто-то из студентов в деканат нажалуется, что детский плач по ночам спать мешает? Я должна из-за тебя места лишиться? Нет, нет и еще раз нет… Поезжай к мачехе, отстаивай свое право на проживание, вот тебе мой совет! Так денег все же дать на дорогу иль нет?
– Не надо. Есть у меня деньги.
– Гордячка какая… Ну ладно, раз не надо… – уже ей в спину произнесла комендантша. – Сначала набедокурят, а потом жалости к себе требуют…
– Что, не пустила? – сочувственно спросила вахтерша, когда она проходила мимо нее. – Давай я хоть вещи твои соберу, что ль… Вынесу тебе…
– Нет, не надо. Я потом Катю попрошу, она соберет.
Быстро вышла на улицу, дошла до ближайшей скамьи, села, дала волю слезам, пряча лицо от прохожих. Ребенок внутри свертка закряхтел, сморщилось маленькое личико – пора скоро кормить… Но не на улице же его кормить, надо идти куда-то!
Быстро поднялась со скамьи, увидев, как невдалеке остановилось такси, выпуская пассажира. Подбежала, спросила водителя:
– Вы на Зеленоградскую меня отвезете? Мне очень нужно…
– Садись! – коротко приказал водитель, мотнув головой. – Давай быстрее, здесь нельзя долго стоять!
На Зеленоградской жили Ромочкины родители. Дом она запомнила, подъезд запомнила, хотя и была всего один раз на том злополучном обеде, когда Ромочка знакомил ее с родителями. И сейчас она робко вошла в подъезд, поднялась на пятый этаж, нажала на кнопку звонка…