Открытие Индии
Шрифт:
Упомянув далее о предложениях правителей индийских княжеств оказать поддержку в борьбе за демократию в Европе, Комитет указывал, что было бы весьма уместно, если бы они ввели демократию в своих собственных княжествах, где господствует неприкрытая автократия.
Комитет снова заявлял о своем горячем желании оказать всяческую помощь, но вместе с тем выражал опасения по поводу направления политики Англии как в прошлом, так и в настоящем, в которой он ие усматривал «ни малейшей попытки содействовать делу демократии и самоопределения и не видел никаких свидетельств того, что английское правительство поступает или намерено поступать в соответствии со своими нынешними военными декларациями». Он добавлял, однако, что ввиду серьезности момента, а также поскольку за последние несколько дней события развивались настолько стремительно, что человеческий ум не в состоянии поспеть за ними, Комитет не хочет на этом этапе принимать окончательного решения, пока не выявится с полной ясностью, во имя чего ведется борьба, каковы ее действительные цели, а также положение Индии в настоящем и в будущем».Поэтому Комитет призывал«английское правительство недвусмысленно заявить, каковы его цели в этой войне в отноше нии демократии, империализма и предполагаемого нового порядка и, в частности, как эти цели будут распространены на
Опубликование этого заявления, явившегося результатом тщательного обсуждения, было попыткой преодолеть преграды, вставшие между Индией и Англией и портившие на протяжении полутора столетий их отношения, найти какой-то способ примирить наше горячее стремление принять в условиях народного подъема участие в этой мировой битве с нашей страстной жаждой свободы. Отстаивание права Индии на свободу не было чем-то новым, оно не являлось результатом войны или международного кризиса. Это издавна составляло основу всех наших мыслей, всех наших действий, из этого исходила вся наша деятельность в течение многих поколений. Опубликовать ясную декларацию о свободе Индии и затем увязать ее с существующими условиями, имея в виду нужды войны, было несложно. Именно этого и требовали нужды войны. Если бы у Англии было желание и воля признать свободу Индии, все основные разногласия исчезли бы, а остальные можно было бы примирить с общего согласия заинтересованных сторон. Во всех провинциях действовали местные правительства. Можно было без труда создать народный центральный аппарат власти на период войны, который организовал бы военные усилия на действенной общенародной основе, обеспечил бы полное сотрудничество с вооруженными силами и служил бы связующим звеном между народом и правительствами провинций, с одной стороны, и английским правительством — с другой. Прочие конституционные проблемы можно было отложить до окончания войны, хотя, конечно, было желательно попытаться разрешить их поскорее. После войны выборные представители народа разработали бы постоянную конституцию и заключили бы с Англией договор, обеспечивающий наши взаимные интересы.
Исполнительному комитету Конгресса нелегко было обратиться к Англии с этим предложением в то время, когда большинство нашего народа слабо разбиралось в соответствующих международных проблемах и выражало негодование по поводу политики, проводившейся Англией за последнее время. Мы знали, что давнее обоюдное недоверие и подозрения не могут быть развеяны никакими магическими заклинаниями. И все же мы надеялись, что сами события заставят руководителей Англии отбросить свои узкие империалистические взгляды, проявить дальновидность и принять наше предложение, положив конец давней вражде между Англией и Индией и направив энтузиазм народных масс и ресурсы Индии на службу войне.
Но этому не суждено было сбыться. Они ответили отказом на все наши просьбы. Нам стало ясно, что они желают видеть в нас не своих друзей и коллег, а только рабов, которые исполняли бы их приказания. Мы пользовались одним и тем же словом — «сотрудничество», но каждая сторона придавала ему совершенно различное значение. Для нас сотрудничать значило находиться среди товарищей и равных; для них это значило: они командуют, мы без возражений повинуемся. Мы не могли смириться с таким положением, ибо это означало бы предательство и отказ от всего, за что мы боролись и что придавало какой-то смысл нашему существованию. Но даже если бы некоторые из нас захотели так поступить,они не смогли бы увлечь за собой наш народ, они оказались бы на мели, изолированные и отрезанные от живых истоков национализма, а также и от интернационализма, каким мы его себе представляли.
Положение наших правительств правинций стало затруднительным. Им приходилось либо подчиниться постоянному вмешательству в их дела губернатора и вице-короля, либо идти на конфликт с ними. Другого выбора у них не было. Высший административный аппарат был всецело на стороне губернатора и в еще большей степени, чем раньше, смотрел на министров и на законодательные органы как на самозванцев. Мы снова сталкивались здесь со старым конфликтом по вопросу о правах между королем-самодержцем или его представителями и парламентом, с той разницей, что в данном случае первые были чужеземцами и их господство опиралось на вооруженную силу. Было решено, что конгрессистские правительства в восьми провинциях из одиннадцати (то есть во всех провргациях, кроме Бенгалии, Пенджаба и Синда) в знак протеста выйдут в отставку. Некоторые считали, что нужно не уходить в отставку, а продолжать свою деятельность и вынудить губернатора распустить эти органы. Было ясно, что вврщу внутреннего конфликта, который становился все очевиднее с каждым днем, столкновения между правительствами и губернаторами были неизбежны, и если правительства не уйдут в отставку, их все равно распустят. Они избрали строго конституционную процедуру— выход в отставку, который должен был повлечь за собой роспуск законодательного собрания и новые выборы. Так как эти правительства опирались на значительное большинство в законодательных собраниях, то сформировать другие правительства было невозможно. Однако губернаторы стремились во что бы то ни стало избежать новых выборов, ибо они отлично понимали, что эти выборы принесут огромную победу Национальному конгрессу. Они не распустили законодательные собрания, а лишь временно приостановили их деятельность, взяв на себя все полномочия правительств провинций и законодательных собраний. Они стали в полном смысле слова самодержавными правителями провинций: принимали законы, издавали декреты и делали все, что им заблагорассудится, без всякого согласования с каким бы то ни было выборным органом или с общественным мнением.
Официальные английские представители часто утверждали, что, предложив правительствам провинций уйти в отставку, Исполнительный комитет Конгресса действовал деспотически. Это весьма странное обвинение в устах тех, кто своим деспотизмом превзошел всех за пределами фашистского и нацистского мира. Собственно говоря, свобода действий в провинциальной сфере и невмешательство губернатора или вице-короля составляли основу политики Конгресса. Именно на этой основе, после получения соответствующих заверений вице-короля, были избраны члены законодательных собраний и сформированы правительства
В больших провинциях Бенгалии и Пенджабе и в маленькой провинции Синд правительства не подали в отставку. Как в Бенгалии, так и в Пенджабе губернаторы и высший административный аппарат издавна играли господствующую роль, а потому там не могло возникнуть никакого конфликта. Несмотря на это, впоследствии в Бенгалии губернатор, которому не угодил премьер-мршистр, принудил его вместе со всем кабршетом уйти в отставку. В Синде несколько позднее премьер-министр направил врще-королю письмо, в котором он критиковал политику английского правительства и в знак протеста отказался от награды, пожалованной ему этим правительством. Он не подал в отставку. Однако вице-король потребовал, чтобы губернатор уволил его с поста премьера ргз-за этого письма, которое он счел оскорбительным для своего вице-королевского достоинства.
Прошло уже почти пять лет с момента ухода в отставку конгрессистских правительств провинций. В течение всего этого периода в этих провинциях единолично правили губернаторы. Под предлогом войны, в хаосе, порожденном ею, мы вернулись к неприкрытому самодержавию середины 19 века. Гражданская служба и полиция всевластны, и если кто-либо из ее служащих, будь то англичанин или индиец, проявляет малейшее неподчинение жестокой политике английского правительства, он навлекает на себя сильнейший гнев. Многое из того, что было сделано копгрессистскими правительствами, сведено на нет, а их планы ликвидированы. К счастью, кое-что от законодательства, касающегося арендной системы, сохранилось, однако даже эти законы часто истолковываются в ущерб интересам арендаторов.
За последние два года в трех небольших провинциях — Ассаме, Ориссе и Северо-западной пограничной провинции — правительства были восстановлены на новой основе с помощью весьма несложного приема, состоящего в заключении в тюрьму ряда членов законодательных органов этих провинций и превращении таким образом меньшинства в большинство. В Бенгалии существующее правительство полностью зависит от’ поддержки значительного блока европейцев. В Ориссе правительство держалось недолго, и эта провинция вернулась к единоличному управлению губернатора. В Пограничной провинции правительство продолжало функционировать, хотя оно и не располагало большинством, на которое могло бы опереться, а потому там избегали созывать законодательное собрание. В Пенджабе и Синде были изданы специальные указы относительно членов законодательных собраний — конгрессистоа (освобожденных из тюрьмы), запрещавшие им присутствовать на сессиях законодательных собраний или принимать участие в какой-либо общественной деятельности107.
НОВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНОГО КОНГРЕССА И ЕГО ОТКЛОНЕНИЕ АНГЛИЙСКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ.
УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ
Переход к деспотическому единоличному правлению в восьми провинциях не был простой сменой лиц, стоявших у руководства, как это бывает при простой смене кабинета. Это было коренное, органическое изменение, сказывавшееся на общем духе, политике и методах всей государственной организации. Законодательные собрания и различные органы народного контроля над исполнительной властью и над постоянным административным аппаратом исчезли, и отношение к общественности со стороны гражданских властей — от губернатора и ниже,— а также со стороны полиции изменилось. Это был не иросто регресс, не просто возврат к периоду, предшествовавшему созданию конгрессистских правительств. Это было нечто гораздо худшее. С точки зрения так называемого права это было возвращение к неограниченному деспотизму 19 века. На практике дело обстояло еще хуже, ибо прежнего доверия и отеческой опеки уже не было, а английский элемент в органах администрации был полон страха и страстей, которые испытывали старые привилегированные круги, чувствуя, как почва уходит у них из-под ног. Им нелегко было выносить более двух лет существование конгрессистских правительств; им претило проводить политику и выполнять приказы тех, кого прежде всегда можно было отправить в тюрьму, если они чем-либо докучали. Теперь им хотелось не только вернуться к старым порядкам, но и водворить этих смутьянов в надлежащее место. Каждого крестьянина в поле, каждого рабочего на заводе, ремесленников, торговцев, промышленников, лиц свободных профессий, молодых людей и девушек в колледжах, мелких служащих и даже тех индийцев, занимающих высшие административные посты, которые проявили сколько-нибудь доброжелательное отношение к народным правительствам, надо было заставить понять, что английская власть еще существует и с ней необходимо считаться. Именно эта власть будет определять судьбу каждого из них и их шансы на продвижение, а не какие-то временные узурпаторы. Те, кто раньше были секретарями министров, стали теперь хозяевами, распоряжавшимися от имени губернатора, у них снова появилась прежняя надменная манера разговаривать; окружные магистраты вернулись к исполнению своих прежних функций гаулейтеров своих районов; полиция почувствовала, что она может свободнее прибегать к своим старым приемам, ибо она прекрасно знала, что получит поддержку и защиту свыше, даже если превысит свои права. Все можно было делать под покровом войны.