Открытие Индии
Шрифт:
Аналогичное затруднение и конфликт возникли впервые примерно в период мюнхенского кризиса 1938 года, когда война казалась совсем близкой. Я находился в то время в Европе и не присутствовал при происходивших спорах. Однако затруднение исчезло с окончанием кризиса и отсрочкой войны. Когда же в сентябре 1939 года война действительно началась, подобный вопрос не возникал и нами не обсуждался. Лишь в конце лета 1940 года Ганди снова дал нам понять, что он не может поддержать насильственные военные действия и хотел бы, чтобы Конгресс занял такую же позицию в этом вопросе. Он соглашался оказывать моральную и всякую иную поддержку, исключая практическую помощь в вооруженных насильственных действиях. Он желал, чтобы Конгресс заявил о своей верности принципу ненасилия даже в условиях свободной Индии. Ганди, разумеется, знал, что в стране и даже в самом Конгрессе имеется немало людей, не разделяющих этой веры в принцип ненасилия. Он понимал, что в вопросах, касающихся обороны, правительство свободной Индии, по всей вероятности, откажется от ненасилия и создаст свои вооруженные силы — сухопутные, морские и воздушные. Но он хотел, чтобы Конгресс как можно выше держал знамя ненасилия, воспитывая тем самым сознание людей и все больше приучая их думать о мирных способах
Принцип и практика ненасилия давно были приняты Конгрессом применительно к нашей борьбе за свободу и достижению единства в стране. Однако он никогда не шел дальше этого и не распространял этот принцип на оборону от внешней агрессии или на внутренние беспорядки. Он проявлял горячий интерес к укреплению индийской армии и неоднократно требовал иидианизации ее офицерского состава. Конгрессисты — депутаты Центрального законодательного собрания часто вносили или поддерживали резолюции по этому вопросу. Мой отец в качестве лидера Национального конгресса в двадцатых годах согласился войти в состав комитета Скина, созданного с целью иидианизации и реорганизации индийской армии. Впоследствии он из него вышел, но причиной тому были политические соображения, ие имевшие никакого отношения к ненасилию. В 1937—1938 годах депутаты-конгрессисты после консультации со всеми правительствами провинций bhccih в Центральное законодательное собрание предложения о расширении индийской армии, ее механизации, увеличении до смешного незначительных, почти не существующих военнот-морских и военно-воздушных сил и о постепенной замене английской армии в Индии индийской армией. Так как содержание английских войск в Индии обходилось примерно в четыре раза дороже содержания индийских войск, то механизация и увеличение численности последних в случае замены ими английских войск не потребовали бы больших дополнительных затрат. В период Мюнхена снова подчеркивалась важность увеличения военно-воздушных сил, однако правительство заявило, что мнения специалистов на этот счет расходятся. В 1940 году депутаты-конгрессисты специально присутствовали на сессии Центрального законодательного собрания, чтобы вновь повторить свои предложения и указать на то, сколь некомпетентными оказались правительство и его военное ведомство ири разработке планов обороны Индии.
Насколько мне известно, вопрос о ненасилии никогда не рассматривался применительно к армии, военно-морскому флоту, авиации или полиции. Считалось само собой разумеющимся, что сфера его применения ограничена нашей борьбой за свободу. Правда, теория ненасилия во многих отношениях оказала сильнейшее воздействие на нашу идеологию и сделала Конгресс решительным сторонником всеобщего разоружения и мирного разрешения всех, как международных, так и внутринациональных, споров.
В тот период, когда в провинциях действовали конгрессистские правительства, многие из них стремились ввести в какой-то форме военное обучение в университетах и колледжах. Но правительство Индии не одобрило этой идеи и помешало ее осуществлению.
Ганди, без сомнения, осуждал все эти тенденции, однако он не вмешивался. Он был даже против использования полиции в качестве вооруженной силы для подавления беспорядков и выражал свое огорчение, если э го случалось. Однако он примирился с этим, как с наименьшим из зол, и надеялся, что его учение постепенно проникнет в сознание индийского народа. Именно неодобрение им этих тенденций внутри Конгресса побудило Ганди в начале тридцатых годов порвать формальную связь с Конгрессом и выйти из его состава, хотя и после этого он остался бесспорным руководителем и советником Конгресса. Такое положение было ненорхмальным и неприятным для всех нас, но, повидимому, это давало ему возможность считать, что оп не несет личную ответственность за все те решения, которые Конгресс принимал время от времени и которые не вполне согласовывались с его принципами и убеждениями. В душе Ганди постоянно существовал этот внутренний конфликт, и он пронизывал всю нашу национальную политику: конфликт между Ганди — национальным вождем и Ганди— человеком, проповедующим учение, которое обращено не только к одной Индии, но и ко всему человечеству, всему миру. Примирить строгую приверженность к правде, какою она вам представляется, с соображениями целесообразности и требованиями жизни, особенно политической жизни,— это весьма нелегкая задача. Обычно люди даже и не тревожатся из-за подобных проблем. Правде они отводят отдельное место где-то в уголке своего сознания — если вообще отводят ей какое-либо место,— а в практике своей руководствуются соображениями целесообразности. В политике — это всеобщее правило, и не только потому что политрши, к сожалению, представляют собой особенную разноврвдность оппортунистов, а потому что онрг не могут руководствоваться чисто личнымр! прршципами. Они должны заставлять действовать других, а потому им приходится учитывать их слабости, их понимание правды рг их прргверженность к ней. Все это заставляет политиков в той или иной мере поступаться правдой и приспосабливать ее к существующим условиям. Такое приспособление становится неизбежным, и все же оно всегда связано с риском: тенденция к пренебрежению правдой и отказу от нее усиливается, и едршственным критерием действия становится целесообразность.
Ганди, пррх всей его непоколебршой преданности определенным принцршам, проявил огромную способность приноравливаться к взглядам других людей и к изменяющимся обстоятельствам, учитывать сильные и слабые стороны этих людей, особенно сильные и слабые стороны народных масс, а также меру их способности действовать в соответствии с правдой, как они ее себе представляли. Однако время от времени он останавливается, как бы испугавшись, что зашел слишком далеко по пути компромисса, и возвращается к своим исходным позициям. В разгар действия он, повидимому, пребывает в согласии с настроениями масс, учитывает их возможности и соответственно применяется к ним; в другое время он выступает больше как теоретик и, видимо, менее способен приспосабливаться к окружающим условиям. Такое же несоответствие наблюдается и в его деятельности, и
В какой мере личность одного человека может оказать влияние на мышление и идеологию народа, сказать трудно. Влияние некоторых исторических личностей было очень сильным, но, возможно, они лишь подчеркивали и выявляли нечто, уже существовавшее в сознании народа, или находили ясное и четкое выражение смутно осознаваемым идеям своей эпохи. В наше время влияние Ганди на сознание индийского народа огромно. Как долго и в какой форме оно сохранится — покажет будущее. Влияние Ганди распространяется не только на тех, кто разделяет его взгляды, признает его национальным вождем, но также и на тех, кто не согласен с ним и относится к нему критически. В Индии мало кто целиком принимает его учение о ненасилии или его экономические теории, и все же на очень многих они так или иначе оказали свое влияние. Пользуясь обычно религиозными понятиями, Ганди делает упор на моральный подход к проблемам политики и повседневной жизни. Религиозная сторона его учения оказала свое воздействие главным образом на тех, кто проявлял к ней склонность, моральный же подход оказывал влияние и на других. Многие заметно поднялись на более высокий уровень морально-этического поведения; еще больше оказалось таких, которых он побудил хотя бы мыслить морально-этическими понятиями, а мысли уже сами по себе оказывают некоторое воздействие на их деятельность и поведение. Политика перестает быть просто вопросом целесооб-разности и оппортунизма, каковым она обычно была повсюду, и всякая мысль и действие подготовляются непрерывной моральной борьбой. Целесообразность или то, что представляется непосредственно осуществимым и желательным, пикогда нельзя игнорировать, однако, эти соображения несколько ослабляются иными соображениями и учетом более отдаленных последствий.
Влияние Ганди в различных областях широко распространилось по всей Индии, оставив на ней свой след. Однако он стал крупнейшим и наиболее выдающимся из индийских вождей не благодаря своему’ учению о ненасилии или своим экономическим теориям. Для огромного большинства индийского народа он является символом решимости Индии добиться освобождения, ее воинственного национализма, ее отказа подчиниться высокомерной силе, символом неизменного сопротивления всему, что влечет за собой национальное бесчестие. Хотя многие в Индии расходятся с ним во взглядах по самым различным вопросам, хотя они критикуют его или даже порывают с ним по тому или иному конкретному поводу, но в момент действия и борьбы, когда на карту поставлена свобода Индии, все они снова собираются вокруг него, видя в нем своего неизменного руководителя.
Когда в 1940 году Ганди поднял вопрос о принципе ненасилия в связи с войной и будущим свободной Индии, Рабочий комитет Конгресса вынужден был подойти к этой проблеме со всей прямотой. Комитет дал ему понять, что не может идти в этом вопросе так далеко, как этого хотел бы Ганди, и что он никак не может связать Индию или Конгресс обязательством применять этот принцип в будущем в области внешней политики. Это привело к полному и открытому разрыву с ним в данном вопросе. Дальнейшие дискуссии привели двумя месяцами позже к выработке согласованной формулы, которая была впоследствии принята Исполнительным комитетом Конгресса как составная часть одной из его резолюций. Эта формула не вполне отражала позицию Ганди, в ней было лишь изложено, с согласия Ганди, быть может данного против воли, что должен Конгресс заявить по этому вопросу. К этому времени английское правительство уже отвергло последнее предложение Конгресса о сотрудничестве в войне на основе создания национального правительства. Надвигался конфликт, и вполне естественно, что Ганди и Конгресс обратили свои взоры друг к другу и стремились примирить свои разногласия. Эта формула не касалась войны, ибо как раз перед тем наше предложение о сотрудничестве было самым бесцеремонным и категорическим образом отвергнуто. Она теоретически определяла позицию Конгресса в отношении ненасилия и впервые заявляла о том, как свободная Индия должна будет, по мнению Конгресса, применять этот принцип в своих внешних отношениях. Эта часть резолюции гласила:
Исполнительный комитет Конгресса «твердо верит в политику и практику ненасилия не только в борьбе за сварадж, но также и в свободной Индии, в той мере, в какой это может быть там применено. Комитет убежден — и последние мировые события укрепляют его в этой мысли,— что, если мир не хочет подвергнуть себя разрушению и вернуться к состоянию варварства, необходимо осуществить всеобщее полное разоружение и установить новый, более справедливый политический и экономический порядок. Поэтому свободная Индия будет всеми силами поддерживать всеобщее разоружение и будет сама готова показать в этом отношении пример всему миру. Осуществление этой инициативы неизбежно будет зависеть от внешних факторов, а также от внутренних условий, но государство сделает все, что в его силах, для претворения в жизнь этой политики разоружения. Действительное разоружение и установление всеобщего мира путем прекращения национальных войн зависят в конечном счете от устранения причин, вызывающих войны и национальные конфликты. Эти причины должны быть искоренены путем ликвидации господства одной страны над другой и эксплуатации одним народом другого народа или группы. Индия будет прилагать мирные усилия для достижения эюй цели, и именно эту задачу имеет в виду индийский народ, желая обрести статус свободного и независимого государства. Достижение этой свободы явится прелюдией к тесному объединению с другими странами в рамках содружества свободных наций в интересах мира и всеобщего прогресса».
Как видим, хотя эта декларация решительно подтверждает стремление Конгресса к мирным действиям и к разоружению, она в то же время выдвигает ряд оговорок и ограничений.
Внутренний кризис в Конгрессе был разрешен в 1940 году. За этим для многих из нас последовал целый год тюремного заключения. Однако точно такой же кризис возник вновь в декабре 1941 года, когда Ганди стал настаивать на полнейшем соблюдении принципа ненасилия. Снова произошел раскол и возникли открытые разногласия. Председатель конгресса маулана Абул Калам Азад и другие не могли согласиться с точкой зрения Ганди. Стало очевидно, что весь Конгресс в целом, включая и некоторых верных последователей Ганди, не согласен с ним в этом вопросе. Сила обстоятельств и быстрая смена драматических событий оказали влияние на всех нас, в том числе и на Ганди, и он не стал навязывать свою точку зрения Конгрессу, не присоединяясь в то же время и к взглядам Конгресса.