Открытие медлительности
Шрифт:
Сидя наверху, Джон смотрел на лунную ночь. Он видел множество приземистых церквушек с зубчатыми башенками, они мелькали на холмах, постепенно удаляясь и становясь все меньше и меньше, он видел крестьянские домишки, лепившиеся друг к другу.
Бедность окрестных деревень была видна уже за две мили, сначала глаз цеплялся за худые крыши, а потом уже за растрескавшиеся окна. Неурожай этого года и прошлого давал о себе знать, денег ни у кого не было.
И тут он понял, почему эта ночь была такой неестественно светлой. Пожар! Горело где-то на востоке, в направлении
О том, что его ждет дома, он знал по крайней мере из писем: новые лица, отсутствие денег и горестные новости. Брат Томас, старший, покончил жизнь самоубийством в 1807 году, после того как пустил все состояние семьи на ветер, занявшись какими-то спекуляциями. Шесть лет назад умер дед, а через год после этого — мать. Отец жил теперь в деревне. Одна из дочерей за ним ухаживала.
Горизонт потемнел. Джон, признаться, изрядно промерз.
К утру они добрались до Бостона. Джон узнал последние новости. Здесь появились теперь «луддиты» — безработные, которые по ночам разрисовывали себе лица черной краской и отправлялись громить механические ткацкие станки. А в Хорнкасле, оказывается, теперь есть судоходный канал, который ведет до самого Слифорда, и еще библиотека.
За Стикфордом дорога пошла совсем худая. Последнюю часть пути Джон проехал внутри дилижанса. Его сердце стучало.
Он сошел в Киле и пошагал со своей поклажей в сторону Олд-Болингброука, туда, где проживал теперь его отец. Если только он еще не умер.
Немного вдалеке он увидел покачивающуюся фигуру какого-то человека, который стоял у обочины, опершись о палку. Со стороны казалось, будто ему приходится подправлять каждое свое движение. Это занимало его гораздо больше, чем все происходившее вокруг. Вот так выглядел теперь его отец.
Джона он узнал только по голосу, потому что совсем ничего не видел.
— Я устал, — пожаловался он.
Время, силы, все куда-то уходит само по себе, не говоря уже о деньгах. Джон спросил отца, не хочет ли он опереться на него, и подставил ему локоть, как какой-нибудь даме. Отец все не переставал извиняться за свою медлительность. Джон шел и рассматривал его руку, на которой теперь было столько узлов, пятен, выступающих вен. Он провел по ним тихонько пальцем. Отец немного удивился.
Джон пожаловался на холодную погоду и рассказал о путешествии. Он упомянул Хантингдон, упомянул Питерборо. Отцу было приятно слышать знакомые названия, и он был благодарен за то, что все слова произносятся ясно и с расстановкой. Почти у самой двери он остановился, повернулся к Джону и попытался разглядеть его лицо.
— Ну, вот ты и дома, — сказал он. — Что же теперь будет дальше?
Часть третья ТЕРРИТОРИЯ ФРАНКЛИНА
Почтовая
От доктора Брауна ничего, — стало быть, никакой работы! Только Элеонор Порден написала, письмо было длинным, она любила писать. Джон отложил чтение до лучших времен.
В Спилсби многое переменилось. Старик Эйскоф больше никого не встречал. Джон нашел его могилу возле башни Святого Джеймса.
Пастуха отдали под суд, несколько месяцев назад, за поджог и отправили на Ботанический залив, на каторгу. Он подпалил три больших помещичьих амбара. И зачем он это сделал? Жалко его.
А Тома Баркера какие-то лихие люди ограбили в лесу и убили. Наверное, не сразу — скорее всего он защищался. За что убивать простого аптекаря?
Семейство Лаундов больше не жило в Инг-Минге. Однажды ночью, так рассказывали, они снялись с места и ушли из общины. Отправились в Шеффилд, на шахты, туда, где денно и нощно тюкали паровые насосы. Говорили, будто там есть теперь работа.
О Шерарде никто ничего не слышал.
Джон пошагал назад, в Болингброук, упрямо повторяя про себя: «Я буду ждать и дождусь!»
Заплатив взнос в размере одного фунта десяти шиллингов и шести пенсов, Джон вступил в Первое читательское общество Хорнкасла. Сумма, конечно, немалая, но там было почти восемьсот книг и каждую можно было взять домой. Джон хотел использовать время ожидания с толком. Прихватив с собою путевые заметки Кука, Джон отправился в Лаут. Он хотел поговорить с доктором Ормом о Северном полюсе.
Но доктор Орм уже умер. В прошлом году. Был совершенно здоров, а потом раз, и нет его. В церкви Джон нашел табличку, на которой были перечислены все титулы доктора Орма и звания, ученые и церковные. Их было так много, что пришлось ограничиться только начальными буквами.
В старом доме поселился теперь его преемник. Он передал Джону обернутый в тонкую кожу пакет, тщательно перевязанный и запечатанный. Надпись на нем гласила: «Джону Франклину, лейтенанту Королевского флота, лично в руки».
— Библия, наверное, — высказал предположение новый учитель.
Он предложил Джону сесть посмотреть, что там внутри, но Джон отказался. Он предпочел опять пойти на кладбище, ибо хотел быть один, когда будет читать строки, написанные доктором Ормом.
В пакете оказались две рукописи. Одна называлась:
Значение скорости при формировании индивидуума,
Или
Наблюдения, до меры времени касающиеся, каковую Господь Бог всякому отдельному человеку особо полагает, изложенные и представленные на одном выдающемся примере.
Вторая рукопись носила название:
Начертание полезных приспособлений, кои для оживления картин пригодны в помощь глазу непрыткому, в утешение и назидание, а равно как и во славу Господа нашего Всемогущего.
К рукописям прилагалась сопроводительная записка: «Дорогой Джон, прочти, пожалуйста, обе тетради, а по прочтении пошли обратно. Буду рад услышать твое мнение». Привет, подпись — и все.