Открытие великой реки Амазонок

Свет Яков Михайлович

(Названия глав «Повествования» даны по публикации Мильяреса, Варианты Медины и Овьедо на главы не делятся)

На второй день, после того как мы вышла в путь и разлучились со своими товарищами, мы чуть было не затонули посреди реки, ибо судно натолкнулось на ствол дерева и получило пробоину. Наше счастье еще, что мы были поблизости от берега, не то здесь и завершили бы свой поход. Мы кое-как добрались до суши, вытащили судно из воды и обломком доски заделали пробоину, а затем еще быстрее поплыли своим путем.

Мы проходили по двадцать-двадцать пять лиг [в день], ибо река текла очень быстро и все росла да ширилась за счет многих других рек, которые впадали в нее с правой руки, то есть с юга. Мы плыли уже три дня, но не приметили до сих пор ни одного селения. Видя, что все больше удаляемся от места, где покинули своих товарищей, и что кончаются у нас те крохи съестного, которые мы взяли в дорогу, оказавшуюся столь неверной, люди стали заговаривать с капитаном о тяготах пути и о

возвращении назад, и о нехватке съестного — ведь мы думали вскоре повернуть обратно и поэтому не берегли еду. Но, будучи уверенными, что до пищи недалеко, решили мы плыть дальше, и стоило это всем немалого труда, и так как ни назавтра, ни в последующие дни мы не нашли ни съестного, ни каких-либо следов человека, я по совету капитана отслужил мессу, вручая, как это принято на море, всю заботу о нас и о наших жизнях всевышнему. Я, недостойный, молил его, чтобы он спас нас от столь неизбежных страданий и неминуемой гибели, кои, вне всякого сомнения, нам были уготованы, ибо, если мы даже захотели бы подняться назад по воде, это было бы уже невозможно из-за сильного течения, идти же сушей было немыслимо. Таким образом, из-за большого голода, одолевавшего нас, мы находились в смертельной опасности. Мы долго судили и рядили, какое нам принять решение, и, обсудив наши горести и заботы, согласились избрать из двух зол то, какое капитану и всем нам казалось наименьшим, а именно, — уповая на господа нашего и надеясь, что всевышний сочтет за благо сохранить нам жизнь и пошлет избавление, — плыть далее вниз по реке или умереть, или дознаться, куда она нас выведет.

А между тем из-за нехватки съестного мы впали в крайнюю нужду и питались лишь кожей, ремнями да подметками от башмаков, сваренными с какой-либо травой, и столь слабы мы были, что не могли держаться на ногах; одни из нас на четвереньках, другие же, опираясь на палки, отправлялись в горы на поиски съедобных кореньев. Нашлись и такие, которые, объевшись какими-то неведомыми травами, были на волосок от смерти, и походили на безумных и совсем лишились разума. Но так как господу нашему было угодно, чтобы мы продолжали наше странствие, никто не умер. От всех этих тягот некоторые наши товарищи очень ослабли, и капитан ободрял и увещал их, дабы они крепились и уповали на господа бога нашего, ибо раз уж он направил нас по этой реке, то сочтет за благо ввести нас в добрую гавань. Таким образом, он [Орельяна} воодушевил своих спутников, изнывавших под тяжестью сиих невзгод.

В [первый] день нового, сорок второго года кое-кому из наших людей померещилось, что они слышат перестук индейских бара-банов, причем одни сие утверждали, другие же отрицали. Мы все, однако, немало возрадовались этому и стали продвигаться значительно быстрее, чем обычно. И так как ни в тот день, ни на следующий мы не увидели никакого жилья, то, вероятно, все это лишь померещилось нам, и так оно и было на самом деле. И по этой причине как хворые, так и здоровые столь пали духом, что утратили всякую надежду на спасение, но капитан не раз обращался к ним со словами утешения и этим их поддерживал. И так как господь наш — отец милосердия и всяческого утешения, оказывает милость и поддержку каждому, кто взывает к нему в минуту великой нужды, случилось, что, когда стемнело и взошла луна, а мы отсчитали восьмое число января месяца (События, которые произошли на следующий день, то есть 9 января, в «Акте о введении во владение» (см. стр. 159) датируются 4 января) и доедали разные корни, добытые в лесу, мы все весьма явственно услыхали барабанный бой, доносившийся откуда-то издалека. Капитану первому посчастливилось его услышать, и он поведал о нем своим сотоварищам. Мы обратились в слух, а когда убедились в истинности его слов, то всех обуяла такая радость, что в мгновение ока были позабыты пережитые горести, ибо находились мы уже среди земель обитаемых и ныне не могли уже помереть с голоду. Затем капитан позаботился о том, чтобы мы в четыре смены несли охрану, потому что… (Пропуск в тексте рукописи) вполне могло статься, что индейцы, заметив нас, явятся ночью и постараются застигнуть врасплох, как это у них обычно делается. Таким образом, в эту ночь все были настороже, а капитан не сомкнул глаз, и ему казалось, что ночь эта была длиннее прочих, ибо он не мог дождаться наступления утра, чтобы все досыта наконец наелись бы кореньями.

Едва рассвело, капитан приказал приготовить порох, аркебузы и арбалеты (Аркебузы — фитильные ружья, на смену которым в XVI веке пришли мушкеты. Арбалеты — старинное оружие, представлявшее собой лук (иногда со специальным воротом или ножным стременем), который крепился на деревянном ложе, имевшем открытый канал для стрелы. По неподтвержденным сведениям, в отряде Орельяны было пять арбалетов и три аркебуза.

Следует отметить, что во время похода более надежными оказались устаревшие арбалеты, нежели сравнительно более эффективные и производившие к тому же устрашающее воздействие на индейцев аркебузы. Объяснение этому можно найти в наблюдениях немецкого натуралиста Эдуарда Пеппига, который в 1831 — 1832 годах пересек, подобно Орельяне, с запада на восток по Амазонке южноамериканский континент. По свидетельству Пеппига, на Верхней Амазонке в силу чрезвычайно влажного климата (в год там выпадает свыше 2600 мм осадков) и постоянных тропических ливней «даже хорошо закрытые сосуды не спасают веществ, способных впитывать влагу. В жестяных коробках разлагается лучший охотничий порох… Если

ружье зарядить с вечера, к утру вы найдете в нем не порох, а серую сырую массу» (Э. Пеппиг «Через Анды к Амазонке». М., 1960, стр. 150)) и всем в любой момент быть готовым взяться за оружие. [Сие же было излишне], потому что, по правде говоря, не было ни одного человека, кто бы ревностно не исполнял всего, что надлежало исполнять; капитан же нес не только свою службу, но и заботился обо всех. Итак, утром, тщательно подготовившись, приведя в порядок (свое оружие], мы отправились на поиски поселения.

Не прошли мы вниз по реке и двух лиг, как увидели, что нам навстречу поднимаются четыре каноэ, полные индейцев, которые объезжали и обследовали свои владения. Едва лишь они нас завидели, как с превеликой поспешностью поворотили назад, подняв тревогу, так что менее чем через четверть часа мы услышали со стороны селения бой многих барабанов, которые созывали народ. Барабаны эти слышны на очень большом расстоянии и так искусно устроены, что могут издавать звуки разных тонов (son tan bien concertados que tienen su contra у tenor у tiple) (Индейцы — жители тех мест — и поныне «переговариваются» между собой при помощи тундили — барабанов, бой которых, отражаясь от холмов, передается на сравнительно большое расстояние).

Капитан тут приказал людям, сидевшим на веслах, грести как можно быстрее, дабы успеть добраться до первого селения прежде, чем туземцы смогут собраться. Однако это не помогло: хотя и плыли мы с весьма отменной скоростью, но пришли к селению, когда индейцы уже ожидали нас, готовые к защите и охране своих жилищ.

Капитан распорядился, чтобы высаживались на берег в строжайшем порядке, и чтобы все следили друг за другом, и каждый следил за всеми, и чтобы никто не ослушался, и смотрели бы в оба. Так воодушевились все, завидя селение, что позабыли о былых тяготах. Индейцы же покинули селение и оставили в нем все съестное, а для нас оное было, разумеется, немалым подспорьем и поддержкою. Прежде чем наши люди приступили к еде, капитан, хотя он и знал, сколь голодны они, велел всем обойти селение, дабы в случае, если индейцы возвратятся, не смогли бы они причинить нам урон в час трапезы и отдыха, а именно так оно впоследствии и получилось.

И люди наши принялись наверстывать упущенное и поедали все, что индейцы приготовили для себя, да пили их питье. Ели-пили они с большой жадностью и никак не могли насытиться. И хотя люди только то и делали, что ели (и в том не было ничего удивительного], вели они себя не без оглядки, не забывая об осторожности, необходимой для защиты, и все были начеку, со шитами на плечах и мечами под мышкою, и посматривали, не собираются ли индейцы напасть на них. Вот так мы и отдыхали — и это можно назвать отдыхом в сравнении с той работой, к которой мы привыкли.

В два часа пополудни индейцы стали подплывать по реке, чтобы поглядеть, что здесь происходит, и они сновали мимо нас словно полоумные. Увидев это, капитан подошел к обрыву у реки и заговорил с ними на их языке, который он немного знал. Он сказал им, чтобы они приблизились без опаски, ибо он хочет с ними переговорить. И тогда два индейца подплыли к месту, где он стоял; капитан их похвалил, успокоил и кое-что дал им из того, что у него было с собой, и велел им позвать своего сеньора (Гаспар де Карвахаль (впрочем, как и все его современники) применяет к незнакомым ему явлениям родового строя индейцев терминологию испанской феодальной системы. Разумеется, ни сеньоров, ни вассалов, ни данников, о которых пойдет речь в дальнейшем, ни купли-продажи у индейцев и в помине не было), ибо ему [капитану] хотелось с ним переговорить, и сказал, чтобы [их сеньор] ничего не опасался — ему не причинят никакого зла. Индейцы, взяв с собой подарки, у плыли восвояси, чтобы передать слова капитана своему сеньору.

Тот, пышно разукрашенный, явился немного погодя к месту, где находился капитан со своими соратниками. И капитан и все наши люди встретили его очень радушно и принялись обнимать его. И касик (Испанцы заимствовали слово каспк (cacique) из языка индейцев о. Эспаньолы (совр. о. Гаити), которые называли так своих вождей и старейшин; впоследствии каснками стали называть индейских вождей на американском континенте, хотя в языках «континентальных» индейцев такого слова не существовало) показал, что он премного доволен хорошим приемом, которым его почтили. Потом капитан приказал поднести ему кое-какую одежду и другие вещи, и касик очень обрадовался подаркам и был так доволен, что сказал капитану, чтобы тот, посмотрел, не нуждаемся ли мы в чем-нибудь — он [касик] нам все это даст. Капитан отвечал ему, чтобы он позаботился лишь о съестном, так как ничего другого нам не нужно. Тут касик приказал своим индейцам отправиться за едой, и они вскоре возвратились, доставив в изобилии все необходимое, включая мясо, куропаток, индеек (galUnas) и всякую рыбу. Капитан горячо поблагодарил за это касика, отпустил его с богом и попросил созвать к нему всех сеньоров той страны (всего их было тринадцать), ибо он хотел со всеми переговорить и растолковать им причину своего прихода. И хоть касик ответил, что назавтра они все будут у капитана и что он пойдет за ними, и хоть он ушел весьма довольный, капитан счел нужным отдать приказ обо всем, что надлежало сделать ему и его спутникам, и велел он быть начеку и денно и нощно оберегать лагерь, дабы не допустить ни малейшего замешательства либо небрежения, если индейцы вздумают напасть.