Открытия, войны, странствия

Титаренко Евгений Максимович

Наконец погасли верхушки сосен, и, выйдя на небольшую поляну, друзья молча опустили ящик. В темноте далеко не уйдешь…

С минуту поколебались: жечь или не жечь костер?

Но остаться один на один с кромешной темнотой было бы глупо: возьмут тебя за горло, а ты и не увидишь — кто…

Сумерки густели прямо на глазах. И, не сговариваясь, кинулись таскать на поляну хворост. Оружие при этом не выпускали из рук.

Петька вырыл возле будущего костра яму, опустили в нее ящик, прикрыли сверху дерном, а потом забросали ветками для постели.

Покончив с работой, распили бутылку тухлой воды, набранной в том же болоте.

Голоса тайги

Пока огонь не разгорелся вовсю и не отодвинул к лесу надвигающиеся тени — молчали.

Ночь куполом нависла над ними и опустилась по краям поляны…

Никита смотрел в огонь, и только по отсутствующему выражению его лица можно было понять, как напряженно вслушивается он в окружающее их безмолвие.

Петька оглядывался. В другом случае усталость уже свалила бы обоих, а теперь лишь непрерывный звон в голове напоминал о растраченных силах и бессоннице.

Вдруг с громким криком шарахнулась в лесу разбуженная птица.

Петька судорожно сжал в руке дротик. Никита, весь напряженный, со штыком в руке, еще ниже склонился к огню, готовый в любую минуту вскочить и обороняться. Ночные птицы так испуганно не кричат и не шарахаются… Минуты две прошли в безмолвии.

— Сова охотится… — чтобы только не молчать, сказал Петька.

Потом слышался хруст валежника… И опять до боли в пальцах путешественники сжимали оружие. Потом будто чей-то вздох…

Так можно было сойти с ума.

Коротко и успокаивающе-знакомо пробормотал сыч.

— А! — махнул рукой Петька. — Ложись спать! — И неожиданно засмеялся, оглядываясь на тайгу. — Ложись, я подежурю! Чего нам бояться сумасшедшего?! Эй, сумасшедший! — И Петька приподнял в руке дротик.

— Ты знаешь… — проговорил Никита. — Он вовсе не сумасшедший…

Нападение

Петькина рука с дротиком медленно опустилась.

— Ты что?.. — тихо спросил Петька.

Никита виновато отвел от него глаза, уставился в огонь. Обилие идей в его голове опять помешало ему сделать свои выводы вовремя.

— Помнишь… — шевельнув бровями, сказал Никита. — Когда мы у Прокопки сидели на сеновале… Кто-то приходил… Помнишь? — Никита поднял голову. Петька кивнул, уже догадываясь, что к чему. — Голос-то ведь был знакомый, а?.. — спросил Никита.

Петькина рука автоматически потянулась к чубу, но задержалась и, не дотянувшись до негр, опустилась на колени.

— Я тогда еще уловил, — сказал Никита. — Решил: показалось… Потом — забыл… А вчера, когда проснулся, вспомнил…

— Так… — медленно вздохнул Петька. — Чего ж молчал?

— Следов же никаких? — удивился Никита. — Мало ли что померещится. Вон куст… — Никита показал в дальний конец поляны, где они еще при свете видели куст терновника. — Вглядись — и что хочешь увидишь.

Петька вгляделся и увидел Проню.

— Ладно… — сказал Петька. Глаза его сузились, спина

распрямилась. Будто бы то, что враг у них теперь был самый обыкновенный живой человек, не сумасшедший и не таинственный, было уже не так страшно. Хуже, когда не знаешь, с кем имеешь дело, и воюешь с призраками.

— Спи, — решил Петька. — Потом ты подежуришь…

— Ладно… — сказал Никита. — Я так… — Поставил штык между ног, уткнулся лицом в колени и скоро заснул.

Петька, оставшись в одиночестве, удвоил внимание… Но сколько времени прошло, как спал Никита, он не знал, будить его было жалко, Петька боялся, что прошло всего каких-нибудь полчаса. И адмирал-генералиссимус не заметил, как, свесив голову, задремал сам.

Очнулся он слишком поздно. Очнулся, когда уже пересекали поляну бесшумные шаги и огромная зловещая тень нависла над его головой.

Владька и Мишка смущаются

В Петькином доме до глубокой темноты сидели пять женщин: бабка Алена, Петькина мать, Валентина Сергеевна, Владькина мать и Мишкина. Последних двух вызвали вместе с сыновьями для консультации. Но никто не знал ничего определенного… Внимательно вслушиваясь в разговоры взрослых, Мишка и Владька толкались в Петькином доме весь вечер.

Слух о Новом исчезновении двух путешественников быстро облетел окрестности. И флаг над Петькиным домом привлек зевак со всех сторон. Приходили даже раго-зинцы, забыв на время о междоусобной войне.

— Ничего, — утешала Валентина Сергеевна, — они вернутся, как обещали. А теперь мы организуемся все вместе. Будем коллективно придумывать что-нибудь… Палатку председатель нам обещал…

Петькина мать только вздыхала.

Больше всего Валентину Сергеевну огорчило то, что мальчишки посчитали ее неспособной отправиться в путешествие вместе с ними.

— Ну почему это, мальчики? — обратилась она к Мишке. — Я, можете закаленнее всех вар!.. А вы бы тоже не взяли меня с собой?

Мишка торопливо затряс головой и что-то замычал. Трудно было понять из этих манипуляций: категорически взял бы Мишка учительницу или категорически не взял бы.

— Нет, — сказала желтоволосая Владькина мать, — просто нельзя давать детям слишком большую волю. Я вот за своих всегда могу сказать, где кто. А ведь у меня трое их! Баловать некогда… Но, может быть, это и дисциплинирует их. Ведь ты мне все говоришь, правда, Владик?

Владька моргнул своим разноцветным синяком..

— И то ж… — басовито прогудела Мишкина мать, заведующая свинофермой. — Уж я рада-радешенька, что мой сошелся с вашим. Глядишь: мастерят что-нибудь…

Петькина мать чувствовала себя в чем-то виноватой перед всеми и молчала. Бабка Алена молилась про себя, чтобы внук вернулся живым и здоровым, обещала богу пальцем не трогать Никиту. Потом, когда молитва кончилась, она думала, что только пару раз протянет начальника штаба по мягкому месту да потаскает за ухо — и все… Потом, испугавшись, опять клялась богу, что пальцем не тронет внука…