Открытые сны. Раскаяние
Шрифт:
Исследования показали, что ритмы ее мозга отличаются от ритмов мозга обычного человека. Она однозначно обладала сверхспособностью. Прибор, созданный на основе электроэнцефалографа, считал эти ритмы, расшифровал и сохранил. Профессор признался девушке, что не сможет избавить ее от повышенной эмпатии, и выплатил большую компенсацию за возможность исследовать ее мозг.
Вместе со своей командой Павел Федорович сконструировал передатчик, который воздействовал на мозг человека изученными ритмами. Мозг запоминал и мог воспроизводить полученные данные. Профессор сам выступил в роли подопытного. Ему надели на голову
— Павел Федорович, как вы? — осторожно спросил старший научный сотрудник Семен и дотронулся до его плеча. Профессор медленно открыл глаза и прислушался к себе.
— Пока не знаю, — хрипло ответил он и вдруг почувствовал облегчение, а губы непроизвольно расползлись в улыбке. Он повернул голову и увидел Лиду, стоящую в коридоре, за стеклянной стеной. Она улыбалась. В то же время он почувствовал, как сердце начало биться быстрее и появилось беспокойство.
— Дайте руку, давление померяю. А то вы какой-то бледный, — сказал Семен и потянулся к тонометру, лежащему на столе.
— Со мной всё хорошо, — уверил профессор, но все же вытянул руку. Тонометр показал, что давление в норме. Семен выдохнул и кивнул. Беспокойство, которое ощущал Павел Федорович, пропало.
— Сработало, — изумленно прошептал он, схватил Семена за руку и повторил. — Сработало.
— Что? Что вы чувствуете?
— Ты беспокоился обо мне?
— Конечно, — с жаром сказал Семен. — Я вообще то сразу был против того, чтобы вы надевали колпак.
— Я почувствовал твое беспокойство, — прошептал профессор и указал на Лиду. — И ее радость, когда открыл глаза. Знаю, Лидочка тоже волновалась.
Семен расплылся в улыбке и схватил профессора за плечи.
— Значит, передатчик работает?
— Да, Сёма, работает.
Из приятного воспоминания выдернул телефонный звонок. Марш Верди звучал где-то под грудой макулатуры. Павел Федорович, чертыхаясь, разгребал завал на столе, когда в кабинет зашла Лида с подносом. Она ахнула и присоединилась к поискам.
— Алло! Алло! — прокричал Павел Федорович в трубку.
— Я не глухой, — послышался голос Ивана, — С вами все хорошо?
— Прости, да, хорошо, — профессор опустился в кресло и выдохнул. — Новости?
— Мои ребята подготовили доклад. Вам прочитать или отправить?
— Отправляй, — Павел Федорович сбросил звонок и кивнул Лиде. — Иди, принимай факс. Сейчас Ванюша позвонит.
Глава 20
Гранд-Каньон раскинулся во всей красе. Впереди, между скалами, серебрилась змейка реки Колорадо. Воздух стал свежее. Ярослава коснулась
— Как вы?
— Хорошо, — кивнул он. — Мне стало лучше. Спокойнее.
— Надо торопиться. Неизвестно, сколько времени займет наше путешествие.
— Я знаю, о чем говорить, — он вздохнул и подобрал с земли сухую травинку. — У меня есть младший брат Боря. В детстве он был пухленьким, поэтому называли его Бубликом.
Константин замолчал и пнул камешек, который не покатился, а начал прыгать, как мяч.
— Продолжайте, — поторопила Ярослава.
— Он умственно отсталый. Пока родители были живы, заботились о нём. Но после их смерти я отдал его в специализированное учреждение. В интернат для таких же как он. Но вы не подумайте ничего плохого, — всполошился он и принялся оправдываться. — Там хорошо. Прямо как в дорогом санатории. Кормят вкусно, процедуры разные, бассейн. Я думаю, ему там нравится. Единственное отличие, оттуда не выйти. Охрана, высокие заборы, пропускной режим и все такое.
Ярослава посмотрела на раскрасневшегося Константина, который нервно крутил пуговицу на рубашке. Теперь ее жизнь и здоровье зависели от него, но она решила не давить и терпеливо ждала продолжения.
— Может, я просто убедил себя, что в интернате хорошо? — спросил Константин, но Ярослава поняла, что обращается он не к ней, а к самому себе. — Как-то одна санитарка сказала мне, что Боря каждый день стоит у окна и смотрит на ворота. Ждет меня. Я наведывался в интернат раз в месяц. Он всегда бежал мне навстречу, обнимал и все время держался за руку.
Константин остановился, обхватил себя руками и, ссутулившись, продолжил:
— А я перекидывался с медперсоналом парой слов о его самочувствии и быстро уезжал обратно. Возвращался к своей счастливой жизни. А Боря оставался там, взаперти и снова ждал у окна моего приезда…Он так любит меня, а я его бросил.
Пейзаж закружился в разноцветном вихре. А когда он рассеялся, жаркое летнее солнце на мгновение ослепило их. Ярослава огляделась. Они стояли посреди небольшой благоухающей поляны, окруженной частоколом молодых березок. Слева виднелось продолговатое озеро. Ярослава приставила руку ко лбу, спасаясь от солнца, и увидела бледно-розовые кувшинки, плавающие вдоль берега.
— Я знаю, где мы! — воскликнул Константин и Ярослава вздрогнула от неожиданности. — Вон там за деревьями бабушкин дом…Лет тридцать здесь не был.
Вдали, между кронами деревьев, выглядывала серая крыша дома и кирпичная труба. Вдруг в озеро что-то плюхнулось. Они вышли из березового круга и увидели в камышах мальчика в полосатой майке до колен. Мальчик выковыривал камешки с берега и бросал их в воду. Ярослава подтолкнула опешившего Константина и пошла следом. Мальчик обернулся и помахал рукой.
— Костя, посмотри, я почти до середины добросил. Попробуй ты.
Константин подошел, опустился на корточки и взял камень с маленькой ладошки.
— Здравствуй, Бублик.
— Костя, ну ты чего! Бросай скорее, а то мои круги пропадут, и мы не будем знать кто дальше бросил.
Константин легонько подбросил камень, и он упал в воду возле берега. Боря залился счастливым смехом. Ярослава улыбнулась, наблюдая, с какой нежностью Константин притянул брата к себе, крепко обнял и поцеловал в щеку.