Открытый счет
Шрифт:
— Смотрите, Сергей Михайлович! — толкнул его локтем Петушков и, посветив фонарём в потолок тоннеля, показал лучом на две решётки, находящиеся на высоте человеческого роста, размером до двух метров в поперечнике.
— Вижу, решётки, ну и что? — сказал Сергей.
— Я чую, тут что-то есть. Надо вырвать решётку, посмотреть, куда ведёт этот проход, — сказал Петушков, втягивая в себя носом воздух.
Действительно, из-за решётки пахло чем-то горелым и вместе с тем еле заметно, но всё же ощущался приток свежего воздуха.
— Это как в шахте вентиляционный, ходок. Вы в шахте бывали, Сергей Михайлович?
— На
— Подсадите, товарищ лейтенант!
Петушков поправил на груди автомат. Жест выражал решимость, и без того прозвучавшую в голосе сержанта, готового лезть в эту узкую, диаметром не более полутора метров, трубу, ведущую неизвестно куда.
— А не боишься один?
Вопрос этот был явно лишний, потому что Петушков успел втянуть в трубу половину туловища, а если и выражал этот вопрос нечто существенное, так это было только уважение младшего лейтенанта Свиридова к сержанту Володе Петушкову, который смелостью своей напомнил храброе простодушие Василия Бурцева.
— В трубе есть! — не сдержавшись, громко закричал Петушков в следующее мгновение.
Сергей понял, что он обнаружил след, кровавый след, указывающий путь диверсантов из тоннеля метро на поверхность.
Через пять минут Петушков и Сергей вылезли по трубе в большую воронку, образованную бомбой или же, когда здесь была ещё немецкая оборона, специальным взрывом. На скате воронки при свете фонаря были отчётливо видны свежие следы немецких сапог.
— Немцы здесь копошились вчера, потому что позавчера, помните, Сергей Михайлович, шёл дождь, и если бы следы были старые, их бы размыло.
— Это верно, следопыт ты отличный! — теперь уже не боясь возвысить голос, радостно закричал Сергей и тут же сам побежал за теми разведчиками, которые остались у станции метро, чтобы оставить их в засаде у воронки.
…Вернувшись в разведроту, Сергей доложил о выполнении задания. А утром в штаб дивизии привели двух пленных. Сам Сергей их не видел, но позже узнал от Самсонова, что эти два фрица всё, что осталось в живых от группы диверсантов человек в тридцать. Ночью они, как обычно, пробирались в наш тыл через тоннель и трубу и нарвались на засаду в воронке.
— Воронка твоего имени, — сказал Сергей Петушкову.
— Точно, — улыбнулся Петушков, — и вашего, Сергеи Михайлович.
— Война кончится, в Берлине будешь кататься на метро, узнаешь этот перегон, а? — спросил Сергей с уверенностью, что он-то сам не забудет вовек эти полчаса в тёмном тоннеле, когда он во второй раз серьёзно испытал себя на храбрость и утвердился в своём мнении насчёт Петушкова — хорошего товарища и разведчика.
С тех пор как армия втянулась в бои за Берлин, Лиза почти всё время проводила в частях и более всего в дивизии генерала Свиридова, где одно время замещала Зубова, пока он находился за линией фронта. Но вот Зубов вернулся. Лиза собралась уже вернуться в поарм, как получила от полковника Рыжих приказ „поработать“ с немецким гарнизоном
Шпандау! На карте она обозначалась несколькими кружками, разбросанными на островках вокруг реки и озера Хафель в северной части немецкой столицы. Лиза уже слышала, что за её высокими и толстыми стенами сидел, не сдаваясь, и упорно оборонялся немецкий гарнизон, в котором кроме солдат и офицеров находились также и сотрудники химических лабораторий, в лазаретах крепости лежали больные и раненые, а в крепостных строениях находилось ещё свыше ста человек гражданского населения.
Полковник Рыжих сообщал Лизе по телефону, что Шпандау — это не только крепость, но и химическая академия Гитлера, и поэтому командование заинтересовано в том, чтобы оборудование лабораторий не было бы разбито артиллерийским обстрелом, да и химиков-учёных хорошо бы всех взять в плен живыми.
— Вот вам большая задача, думайте, действуйте, — напутствовал Лизу начальник политотдела. — И всё время информируйте, как идут дела. Желаю успеха!
„Вот так задачка! — подумала Лиза, опуская трубку. — Химическая академия Гитлера! Да, этих нацистских зубров-химиков не так-то просто распропагандировать. Какое слово на них производит наибольшее впечатление? Ну конечно, слово — огонь!“
Лиза разговаривала с начальником политотдела армии из штаба дивизии, и теперь ей надо было разыскать Зубова и Окунева, которые во время боёв за Берлин находились чаще всего вместе. Нигде, пожалуй, работа по разложению вражеских войск и разведка обороны противника не соприкасалась так близко, как здесь, в кварталах немецкой столицы.
Узнав, где находится разведотдел, Лиза на попутной машине проскочила к озеру Хафель. Здесь вблизи слияния озёрного канала и рукава реки Шпрее стоял трёхэтажный домик, облюбованный майором Окуневым. Это было удачное место для разведотдела: и скрытое парком от посторонних взоров и удобное для наблюдения за цитаделью.
Окунев расположился на первом этаже с группой штатских немцев. Увидев Лизу, он поднялся за столом.
— Вот вам стило, — он протянул ручку, — и в темпе подключайтесь к допросу. Рассказывают мало чего интересного, но все просят не разрушать город, не открывать огонь по цитадели, там сидят в основном местные жители. А эти, — Окунев махнул рукой, как бы мазнул по лицам притихших немцев, — родственники тех, кто в цитадели.
— Делегация?
— Вроде. Я бы шуганул отсюда всех к чёртовой матери. Бургомистр тоже прибежал. Вызвался даже письмо написать к коменданту, чтобы капитулировали, во избежание новых жертв со стороны населения.
— Пусть пишет. И нам интересно малой кровью взять цитадель. Я позвоню, нам подошлют сюда нашу МГУ. А эти цивильные немцы выступят.
— А! — покривился Окунев с нескрываемым презрением ко всей этой, как он сказал, „возне с немцами“.
— А где майор Зубов?
Лиза почувствовала, что краснеет, когда этим вопросом остановила Окунева в дверях.
— Интересуешься? Сердце сердцу зов подаёт. Да он там уже, около цитадели.
Лиза молчала, проводив взглядом Окунева, взяла в руки лежащий на столе незаконченный майором протокол допроса какого-то доктора Фридриха Шильцера и прочла его показания.