Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)
Шрифт:
Хотя юрист и поняла, что я ухожу от правды, все же смилостивилась:
– Вы такая беспомощная! Мне вас жалко. Скажите, может быть, иметь ребенка от вашего мужа... почетно?
– Возможно, что и так...
– А быть его женой?
– Тем более.
– Тогда она просто аферистка и это все трафаретная история.
Лебедева дает мне свой домашний телефон. Зовут ее Викторией Семеновной. Предлагает звонить, если я буду нуждаться в ее советах, но при условии большей откровенности. Деньги за консультацию она взять отказалась:
–
(Я позвоню Лебедевой более года спустя. Несмотря на это, она сразу меня узнает и объяснит тем, что я поразила ее своей скрытностью: "Обычно нам как на духу все рассказывают...")
Вечером того же дня я - у Кобозевых. Теперь я решила откровенно поговорить уже не с Эсфирь Ефимовной, а с самим Николаем Ивановичем. Все становилось слишком серьезным и сложным.
Из-за того, что я долго не звонила Эсфирь Ефимовне после того, как сказала, что очень хочу именно с нею говорить, она настолько разволновалась, что в конце концов не выдержала и сказала о моем звонке мужу. И тот уже задумался, что бы это означало, Даже и о возможном ребенке думал...
– Николай Иванович, - начала я, - вы в состоянии выдержать, чтоб я рассказала вам о своей драме? Ведь я навалю на вас огромную тяжесть...
– Наваливайте!
– ответил этот физически изможденный, тяжело больной человек, но такой мужественный в борьбе со своими недугами, такой высокий духом и светлый душой.
Я дала ему прочесть Санино письмо, к тому времени уже перепечатанное мной на машинке.
– Он имеет в виду... нас?
– спросил Николай Иванович, встретив намек на их сложную семейную ситуацию.
– Да.
Разговор наш с Кобозевым получился очень длительным. В согласии с отцом Всеволодом, даже с юристом Лебедевой, он считает историю банальной. Но в отличие от них шел дальше в своих выводах, заметив, что мой муж "старается придать этой обычной истории характер истории необыкновенной"...
– Ребенок - это жизнь, - сказал он.
– Но жизнь в целом не есть шахматная игра.
– А Александр Исаевич понимает ее сейчас так. И делает много шагов вперед. Развод снижает его. Развода быть не должно. Это все равно, как если бы я развелся в свое время с Эсфирь Ефимовной.
Я рассказала Николаю Ивановичу о своей первой реакции на признание моего мужа, что едва не покончила с собой.
– Наталья Алексеевна, - спросил он меня, - вы могли бы убить кого-нибудь?
– Нет.
– А ведь это то же самое.
Как в свое время в моей научной работе, так и теперь, профессор Кобозев сразил меня неопровержимостью своего аргумента.
Николай Иванович вызвался поговорить с Александром Исаевичем, если тот захочет этого, пойдет на это...
Я ушла от него предельно ему благодарная, подбодренная в своей затаенной надежде не потерять мужа...
На следующий день, прервав свои музыкальные занятия, начала говорить с Вероникой, в чем-то убеждать ее, немного делиться вчерашней беседой с Кобозевым.
– Ты имеешь дело лишь с теми, кто тебе подыгрывает!
– вспыхнув, залившись краской, бросила мне Вероника.
– Ты можешь ставить себя на одну доску со священником? с ученым? с мудрейшими людьми?..- воскликнула, в свою очередь, я.
В день нашей с Александром Исаевичем встречи, в субботу, 3 октября, я проснулась с головной болью (спала в бигуди!). Пилюль от головной боли не оказалось. Пришлось принять горячую ванну. А потому не успела позавтракать. Скудно перекусила в буфете Белорусского вокзала, запив холодным кофе.
Электричка. Тот путь, по которому когда-то брела пешком... Ильинское. Муж встречает меня на платформе с обаятельной улыбкой. Ведет к машине.
Он - за рулем. Я - рядом. Сказала ему, посмеиваясь, что буду для него самой дорогой любовницей: квартира мне будет стоить 35 рублей в месяц!
– Ты приехала шпильки отпускать?..
И, держа руль левой рукой, а правую положив мне на колени, успокоительно произнес:
– Ты и есть самая дорогая. Ведь столько прожито... Едем привычной дорогой. Говорим о разном. Однако не прошло и получаса, как Саня настойчиво заговорил о разводе.
– А ты мне от н е е письмо привез?
– Даже не заикнулся ей об этом. Что она может тебе написать? Это дело нас двоих...
– Но я должна почувствовать ее душу перед тем, как решиться на развод, как ты говоришь, формальный...
Вместо того чтобы помочь мне поверить, что юридический развод станет фактическим разводом лишь в самом исключительном случае, мой муж, не давая мне опомниться (время, когда его могут объявить лауреатом, неумолимо приближалось!), жал на меня так, что у меня было ощущение, что по мне едут танки...
– Ты душу мою потеряешь, если не согласишься!
– крикнул.
– Издеватель!
– не выдержала я. Сказала ему со всей решительностью, что сама не буду с ним говорить больше на темы развода: - Не хочешь говорить с отцом Всеволодом, поговори с Николаем Ивановичем!
– Ладно, с ним мне проще всего говорить. Устрой свидание с обоими, только подряд, в один и тот же вечер!
...И тут - вечная экономия времени! Муж не понимал, что когда-нибудь время жестоко отомстит ему! Экономя время, не сбережешь душу! Вся поездка в Борзовку и назад вместо прогулки новоявленных "любовников" оказалась сплошным кошмаром.
Перед "Сеславином" мы заехали на станцию, где был телефон-автомат. Мне удалось договориться и с Всеволодом Дмитриевичем, и с Николаем Ивановичем на следующий вечер: у первого - в 17 часов, у второго - в 19...