Отлученный (сборник)
Шрифт:
В конце концов Олэн остановился на комбинированном галстуке из кожи и замши. Ему нравилась мягкая, как ткань, но крепкая и прочная вещица. Узел он завязал на черной, гладкой поверхности кожи. В ее глянцевом блеске было чтото почти вызывающее.
Франсуа вскарабкался на второй этаж и оставил братьям Шварц записку на шахматной доске, предупреждая о своем возвращении. «Может, они вообще слиняли отсюда, испугавшись, что я дам полиции адрес», - подумал он, пожимая плечами.
Он хотел позвонить Бенедит и даже снял трубку, но вовремя опомнился. Бедедит Олэн дорожил больше всего на свете,
Олэн понимал, что заложил чертовски крутой вираж, один из тех непредвиденных поворотов, которые скрывает ложная перспектива… а в таких случаях самое разумное - переключить скорость.
Франсуа положил костюм, рубашку и дорожный несессер в чемодан, обклеенный множеством этикеток - наследием прежних путешествий гонщика международного класса.
Во дворе он дружески похлопал по капоту маленькую спортивную машину. Теперь ею нельзя было пользоваться. Права остались у фараонов, а «мыльница», как называла «альпин» Бенедит, слишком бросается в глаза.
Из ближайшего бистро Олэн по телефону вызвал такси и приказал ехать на аэродром, в Орли.
Уже оттуда он позвонил Бенедит, сказал, что сию секунду вернулся из Америки и ждет разрешения таможни. Франсуа просил Бенедит скорее приехать, потому что ему не терпится сжать ее в объятиях, сто лет он только об этом и мечтал и взорвется, если она не поспешит.
Влюбленная женщина всегда с упоением слушает подобные речи, даже если клялась себе послать любовника к черту за явную измену.
В Орли Бенедит даже не успела выйти из своей бутылочнозеленой «флориды». Олэн мигом швырнул чемодан на заднее сиденье, а сам плюхнулся рядом с молодой женщиной.
Он поцеловал ее и нежно погладил ноги.
– Поехали скорее! Я больше ни секунды не выдержу в этом проклятом месте!
– взмолился Олэн.
Ее точеный профиль, казалось, светился на фоне неба. Осенний костюм украшали крупные эбеновые пуговицы.
– Что ты подумала о моем затяжном молчании?
– осторожно спросил Олэн.
Он пытался прощупать почву, почувствовать, знает она или нет.
– Да всякий день поразному…
– И ни разу не угадала, я уверен.
– Я волновалась. Или у меня не было оснований?
– Были.
Бенедит следила за лентой дороги. Спешить ей не хотелось. Олэн чувствовал, что расспрашивать она не станет, но, если он сам все не объяснит, не заметив немого вопроса, им придется расстаться. А он предпочел бы, чтоб земля раскололась пополам, как старый орех.
– Случилась ужасная вещь…
Бенедит спокойно посмотрела на Олэна. Золотистый свет этих глаз лечил все тревоги. К счастью для преступников, у полицейских таких не бывает. Олэн вздрогнул, едва справляясь с желанием сказать правду, страстной жаждой выйти из подполья.
Они подъехали к дому. Поднявшись наверх, Олэн сразу подошел к окну. С деревьев в Булонском лесу облетала листва. Неподалеку от ипподрома служитель сгребал листья в кучу и жег.
Бенедит прижалась к человеку, к которому испытывала еще большую нежность от того, что сейчас он явно страдал.
– У меня отобрали лицензию! Я больше не имею права участвовать в гонках!
– внезапно сказал он.
– Но почему?
– вырвалось у Бенедит.
– Я
– Сам того не осознавая, Олэн кричал.
– Хуже того, парня, который полностью мне доверял! На вираже мы сцепились колесами, и его тачка вспыхнула! Представляешь? Взорвалась!
– Он беспомощно взмахнул руками и упал в кресло.
– Одни угли…
Бенедит села рядом и положила руку ему на плечо.
– Я думаю, с людьми твоей профессии такое порой случается… - мягко заметила она.
Он яростно замотал головой.
– Нет! Только не так!… Аварию подстроили…
Олэн рассказал об окончании гонок, ни словом не упомянув о тюрьме. В эти минуты он заново переживал тот переломный момент своей жизни. И, несмотря на то, что прошло почти шесть лет, испытывал огромное облегчение. Словно наверстывал упущенное время…
«Если бы мы встретились в Ницце после тюрьмы, я сказал бы ей то же самое», - думал Олэн. Но с тех пор утекло слишком много воды, и это не всегда была вода из кристально чистого источника, окаймленного мхом и белыми голышами.
Как только Олэн умолк, Бенедит взяла его за руку и увела в спальню.
Ей казалось, что это самый лучший ответ на все его сомнения и тревоги. Олэн воспринял ее реакцию как должное, и они в тот раз долго лежали обнявшись, неподвижно вжавшись друг в друга… одно сердце… единое дыхание…
– Ничего, попробуешь заняться чемнибудь еще, - сказала Бенедит много позже.
На улице было светло, сумерки только начинали сгущаться.
– Чем же?
– спросил Олэн.
– Не знаю. Достаточно захотеть. Кто угодно в состоянии начать жизнь заново. Из всех больных, кого я знала, ни одному не удалось вернуться к прежним занятиям…
– Торопиться некуда… Фирма мне неплохо заплатила… Так что могу подождать…
– И потом, тебе больше не понадобится рисковать жизнью… Знаешь, на свете куча людей, которые не лезут на рожон и при этом чувствуют себя отлично, даже великолепно, - пошутила она.
Олэн не ответил. Он задумался, откуда, собственно говоря, у него взялась эта странная тяга к гангстеризму. Легкая жизнь? Да разве ж она легкая? Привычка к опасности? дурные знакомства во время первой отсидки?…
«Тьфу, пропасть! Слишком сложно для меня!
– подумал он.
– Теперьто все равно никуда от этого не деться…» - Это странно звучит… но я чувствую, что теперь тебе ничего не угрожает… - продолжала Бенедит.
– Конечно, объяснить я бы ничего не смогла… Это как чуть заметное колебание воздуха, аромат, который чувствую я одна… Но знаешь, я очень верю в свою интуицию…
При всем своем чувстве юмора Поль и комиссар Бло не рискнули бы разделить уверенность Бенедит.
Бло допросил Пралине. Убедившись в чистосердечии бродяги, он не стал обвинять его в сообщничестве и передал досье Франсуа Олэна Полю.
– На, я отдаю его тебе. Ты первым его учуял, стало быть, это твой клиент! Надеюсь, парень быстро вернется обратно. У тебя есть какиенибудь соображения на сей счет?
– спросил Бло.
– Возможно, он попробует связаться с братьями Шварц…
– Верно. Но что с того?… У тебя есть их адрес? Насколько я знаю, Шварцы не живут в домашних пансионах… и не заполняют регистрационные книги.