Отморозок 4
Шрифт:
— Сема, я не понимаю твоего эзопова языка, какие еще яйца? Ты что, яйца где-то потерял? А я-то тут причем? — Дурашливо спрашиваю я и внимательно наблюдаю за реакцией оппонента, охватывая периферийным зрением все его тело, особенно следя за руками.
— Дерзишь, студент?
Внезапно успокаивается Сема, напуская на лицо злобную ухмылку. И вдруг с опущенных рук, нежданчиком, бьет боковой мне в челюсть. Если бы я не был готов к подобному развитию событий, то с большой вероятностью пропустил бы этот удар, настолько он был быстрым и незаметным. Я заметив движение быстро нырнул под бьющую руку и сразу, скользнув
— Сема, остынь. Я тебя сейчас отпущу, а ты отряхнешься от снега и пойдешь дальше по своим делам, — внушительно прошипел я ему на ухо. — И больше не будешь доставать ни меня, ни Веру. Попробуешь еще раз меня ударить, я тебе руку сломаю. Если ты меня понял, мявкни что-нибудь.
Сема нехотя заугукал прямо в снег, и я, отпустив удушающий захват, поднялся на ноги. Отойдя в сторонку, я настороженно наблюдал за поднявшимся на ноги Семеном. Тот не спеша отряхнулся от снега и, сжав кулаки, угрожающе двинулся ко мне, с ненавистью выплюнув из себя:
— Ну все, студент, пиздец тебе! На этот раз ты нарвался по крупному. Я даже не знаю, что я с тобой сейчас сделаю.
Вот же ж зараза! Не хватило ему с первого раза. Ну почему подобные ему люди такие тупые? Пока их не поломаешь по-настоящему, ни за что не поймут. Беда в том, что ломать мне его нельзя, мне не нужны разборки с милицией или с руководством ЖЭКа. Ладно, будем работать аккуратно, но больно.
Я отступил назад и стал смещаться вбок за левую руку Семена, чтобы затруднить ему работу сериями.
— Ссышь, сука? — Увидев, что я отступаю, Семен нехорошо ухмыльнулся и двинулся вперед, раздергивая меня и играя левой рукой, держа правую руку заряженной под нокаутирующий удар.
— Поссыкиваю, — охотно согласился я и продолжил смещение, держа удобную мне дистанцию.
— А ну, что это такое! Вы тут что устроили?! Вот я сейчас милицию вызову, — неподалеку от нас остановилась женщина средних лет, одетая в серое пальто с меховым воротником. Лицо ее выражало искреннее возмущение. — Я ваши рожи бандитские запомнила. Сегодня же все участковому напишу.
Семен неохотно остановился и опустил руки. Он узнал женщину и назвал ее по имени.
— Настасья Аркадиевна, что вы, какая милиция? Вы что, меня не узнали? Я Семен Караваев, электрик из ЖЭКа, помните, я к вам на днях заходил розетку починить. Это мы с приятелем просто греемся. На улице холодно, вот мы и решили немного размяться. — Семен повернулся ко мне. — Правда же, Юрец?
— Конечно правда, Семушка, — охотно кивнул я и добавил. — Ладно, пойду я, помахаю лопатой и согреюсь, у меня снега неубранного еще целая гора. Если сильно замерзнешь, то приходи, поможешь снег вывозить.
— Как-нибудь в другой раз, у меня и своих дел полно. — Недобро блеснул глазами Сема и, подхватив с земли свою сумку с инструментом, пошел прочь.
—
— А вы наш новый дворник? — спросила меня женщина, резко подобрев.
— Да, — кивнул я. — Я всего пару месяцев тут работаю.
— У нас с вашим появлением намного чище стало во дворах, — улыбнулась мне она. — Вы меня извините, что я на вас накинулась. Я подумала, что у нас опять хулиганы дерутся. Надоели сволочи, совсем от них житья нет.
— Да ничего страшного, — улыбнулся я ей. — Я же понимаю, что вы из лучших побуждений.
Вечереет. Обнесенный высоким деревянным забором дом с большим двором на Лесной улице на окраине деревни Демихово Орехо-Зуевского района. Во дворе, с лицевой стороны дома под навесом, рядом с большой дровяной поленницей, стоит новенькая синяя «семерка». Чуть поодаль, под открытым небом, стоит бежевая шестерка, укрытая недавно выпавшим снегом. Дальше вглубь двора бревенчатая баня, к которой ведет протоптанная в снегу тропинка. Еще одна тропинка идет к воротам с калиткой, весь остальной двор занесен неубранным снегом. За домом большой сад с фруктовыми деревьями, а почти сразу за забором начинается занесенный снегом хвойный лес.
В самом домике в центре задымленной сигаретным дымом большой комнаты разложенный стол, заставленный разной снедью. На столе стоит несколько открытых бутылок водки и пива. По центру стола большое блюдо с кусками жареной курицы, рядом тарелка с отварной картошкой, тарелка с нарезанной толстыми кусками докторской колбасы, тарелка с нарезкой сыра и нарезанный большими кусками черный хлеб на большой деревянной доске. За столом сидит компания из пяти весьма колоритных мужчин, перед каждым наполненные водкой стопки.
Во главе стола сидит крепкий жилистый мужчина лет тридцати с абсолютно лысым блестящим черепом, на котором отражаются блики от лампочек висящей на потолке пятирожковой люстры. Он одет в расстегнутую на груди черную шелковую рубаху, из-под которой виднеется толстая золотая цепь с большим золотым же крестом и черные брюки с выглаженными до бритвенной остроты стрелками. На ногах у него начищенные дорогие черные импортные туфли из тонкой кожи. Мужчину зовут Александр Смоляков, но те, кто в курсе, знают его как преступного авторитета Земелю, с двумя ходками за грабеж. Земеля молча оглядывает собравшихся за столом мужчин и задумчиво ковыряет в зубах заостренной спичкой.
Справа от него сидят два почти одинаковых здоровяка в спортивных костюмах «адидас», лет двадцати на вид. У обоих здоровяков бычьи накачанные шеи, крепкие руки и ломанные уши. Это братья близнецы: Толик или Амбал, и Антон или Антоха. Братья очень похожи, оба плотные, среднего роста, черноволосые, с крупными мясистыми носами, но все же они отличаются, даже не внешне, а больше выражением лиц. Амбал с выражением превосходства на лице, выглядит туповато, больше похожий на сильное животное, от которого не знаешь чего ожидать, и поэтому к нему нужно относиться с опаской. У Антохи лицо имеет более осмысленное выражение, а в живых черных глазах играют лукавые бесенята. Оба брата с аппетитом уминают то, что лежит у них на тарелках. И в этом они разные. Амбал ест торопливо, как будто спешит набить брюхо побыстрее, сальными толстыми пальцами он держит большой кусок куриного мяса, громко чавкает и вообще ест неаккуратно. Антоха наоборот, осторожно отщипывает небольшие кусочки от грудки курицы и кладет их себе в рот, прожевывая их основательно и не спеша.