Отныне я – странник
Шрифт:
— Так точно, господин генерал-майор!
Но Хеннинг Рудольф, в данный момент снова наблюдал за тем, что происходило в лагере — недавно появившемся под стенами Нарвы. Точнее, его заинтересовали события, разворачивающиеся в стане у его соотечественников. Прибывшие туда санные поезда остановились: и конвоиры, весьма грубо и бесцеремонно вытолкнули всех бородачей из саней и погнали возниц к брустверу. Так что всем кто это видел, с первого взгляда было понятно, что должно было произойти дальше. Это понимали и те несчастные, кого вели на убой — один из русских упал на колени и о чём-то молил своих палачей. Но те, ударами ног и уколами
— Вот тудыть…! — Кричал Пётр, который в этот момент обходил позиции своего войска с инспекцией и стал очевидцем этой расправы. — Вот поэтому я и требую, чтобы вы все сбривали со своих морд эти мочалки! А то над вами, весь мир смеётся: и видели … как козлов, за эти бороды на убой ведут! Ну что стоите как истуканы?! Немедленно открыть огонь из всех орудий! …
Царь от возмущения весь побагровел, размахивал руками, указывал на врага. Создавалось впечатление, что ещё секунда и он сам кинется в атаку на врага. Его высокая фигура, возвышалась над всеми, кто находился рядом с ним, и излучала такую харизму, что вскоре все готовы были голыми руками рвать врага на части. Поэтому, все бомбардиры опрометью кинулись к своим орудиям, стараясь как можно скорее выполнить государев приказ: и вскоре прогрохотали первые выстрелы, давшие начало артиллерийской дуэли.
Во время этой перепалки, Романов бегал между орудий, подбадривая обслугу, иногда помогал им возвращать заряженную пушку на позицию — участвовал в прицеливании перед очередным выстрелом. И когда дымовая завеса стала совсем непроглядной: кинулся к ближайшим стрельцам с требованием: — «Немедленно подымайтесь в атаку: и обрушить на головы врага смерть лютую — кою он достоин».
— Негоже государь сейчас в атаку идти! — Неожиданно прозвучал голос Гаврилова: который как чёртик из табакерки появился перед царём. — Только людей зря положим: а пользы от этого не будет никакой!
— Да ты смерд! Да как ты посмел…! — Петр, кипя от ярости, замахнулся своей саблей на Гаврилова. — Это что?! Неповиновение?! Измена?! …
Юрий стоял, не пошевелившись, приложив для этого немалые усилия воли. Шутка ли — симбионт до сих пор не работает и поэтому, вздумай царь довести до логического конца начатый замах: закалённая сталь, с лёгкостью отпустит душу Юрия на суд божий.
— Да я тебя в яме сгною…! — Прокричал самодержец: но руку держащую оружие на Юрия так и не обрушил.
— Воля твоя государь. — Твердо, но с уважением ответил Витальевич, склонив свою голову перед монархом. — Я твой слуга и ратую только о твоей выгоде. Но коли ты желаешь меня за что-то наказать: приму это как должное — но от ракового шага, постараюсь тебя удержать.
Пётр посмотрел в сторону рассеивающейся завесы дыма, и на удивление быстро взяв себя в руки, не поворачиваясь к Юрию — поинтересовался:
— Так что прикажешь мне, стерпеть и простить то, что на моих глазах с такими издёвками убивают моих подданных. А?!
— Нет. Такие обиды никому не прощают.
— Небось, опять своих егерей к врагу послать хочешь? — Послышался насмешливый голос Меншикова.
Но Юрий, будто и не слышал этой реплики: продолжил изложение своего плана, обращаясь к царю.
— … Все знают, что утро вечера мудренее. Поэтому предлагаю этой ночью послать во вражеский стан егерей. Пусть они вырежут всех офицеров и артиллерийскую обслугу. А поутру, можно будет атаковать казаками, или поместной конницей. Без командования, шведы не смогут дать достойного отпора нашим воинам. И мы, с рассветом их всех перерубим в кавалерийской атаке — как капусту: причём без особых потерь с нашей стороны.
— А как твои соколы офицеров в ночи искать будут? — Поинтересовался монарх: явно заинтригованный услышанным планом.
— Так у них отдельные зимние шатры стоят — мои бойцы их уже заприметили. А кого не найдут ночью, так поутру — в начале боя подстрелят.
Царь отрешённо глядя в сторону противника, обдумывал всё услышанное, а все его приближённые замерли стоя вокруг него — ожидая высочайшего решения. Только пушкари с шутками и прибаутками: поодаль чистили стволы своих орудий, старательно оттирая их от пороховой гари. Вскоре ветер рассеял весь дым: и Романов глядя на вражеский лагерь неожиданно произнёс. Причём он сказал совсем не то, что от него ожидали услышать.
— А бомбардиры то у нас, совсем плохи. Столько палить и не нанести супостатам никакого урона. Непорядок. — Затем посмотрев на Гаврилова: криво усмехнулся и с небольшим металлом в голосе, сказал.
— Казнить тебя, я всегда успею. Делай что обещал, но коли подведёшь меня — отправлю на дыбу. И не приму во внимание не твои былые заслуги, ни оправдания. Таково моё слово — будешь знать как поперёк моей воли лесть.
Почти сразу вокруг Юрия образовалось некое пустое пространство. Все, кто недавно первым приветствовал Витальевича и старался быть всё время рядом: незаметно отступили в сторону и старались не встречаться с ним взглядом.
— Хм, вороньё. — Подумал Гаврилов, почти на физическом уровне ощутив возникший вокруг него вакуум. — Но бог не выдаст — свинья не съест.
Гордо поклонившись, царю, — который уже повернулся к Юрию спиной давая понять, что разговор окончен. Со словами: — «Будет всё исполнено в лучшем виде государь!» — Гаврилов пошёл к себе в землянку — мимоходом подав сигнал своим егерям, чтобы те шли за ним.
Когда все задачи были поставлены и цели распределены. Юрий остался сидеть за грубо сколоченным столом — несмотря на то, что все его подчинённые уже ушли. Сейчас оставалось только ждать, чем закончится его ночная афера. Но тут, в его временное жилище кто-то бесцеремонно вошёл. Вошёл нагло — как хозяин. Юра устало оглянулся и увидел человека, которого меньше всего ожидал увидеть.
— Как видишь Гаврилов, я умею ждать. — Прямо с порога, смерив хозяина жилища надменным взглядом, проговорил Меншиков. — И память у меня хорошая.
Гость пафосно подошёл к Юрию и без спроса сел на скамью по другую сторону стола.
— И чем я обязан вашему визиту? Чего пожаловали? — Поинтересовался Юрий.
— Да вот пришёл за своим… — Нежданный гость, красноречиво недоговорив, замолчал, «буравя» собеседника наглым взглядом, опершись обеими руками на гарду шпаги, которую он расположил между колен.