Отомщенный любовник
Шрифт:
Ей казалось, что он говорил на каком-то иностранном языке.
– Я не понимаю, почему ты не заботишься о себе.
– Хммм, – тихо засмеялся он, и она чувствовала это урчание так же, как и слышала его. – О… может я симулирую, просто чтобы увидеть тебя снова.
– Слушай, я позвонила только потому, что…
– Потому что тебе понадобился предлог. Ты отшила меня в смотровой, но на самом деле хотела поговорить со мной. Поэтому позвонила спросить о руке, чтобы я говорил с тобой. И вот теперь я на линии, – этот голос
Она молчала. Пока он не сказал:
– Алло?
– Закончил? Или еще хочешь побегать вокруг да около, в поисках причин моего звонка?
Повисла недолгая пауза, а затем он взорвался в низком богатом баритоновом смехе.
– Я знал, что ты мне нравишься больше, чем по одной причине.
Она отказывалась поддаваться его чарам. Но это не помогло.
– Я позвонила насчет твоей руки. Точка. Только что ушла сиделка моего отца, и мы с ней разговаривали о его…
Она замолчала, осознав, что именно рассказывает ему, словно споткнулась о своеобразный незакрепленный край ковра.
– Продолжай, – притягательно произнес он. – Пожалуйста… Элена? Элена… Ты там, Элена?
Позже, гораздо позже, она поймет, что эти три слова послужили краем пропасти. Ты там, Элена?
Они действительно стали началом всех последующих событий, стартовой линией мучительного странствия, замаскированного под простой вопрос.
Элена была рада, что не знала, куда это ее заведет. Поскольку иногда, единственное, что помогает пройти через ад, – это знание, что ты погряз слишком глубоко, чтобы пойти на попятный.
***
Ожидая ответа, Рив настолько сильно сжал мобильный, что тот затрещал у его щеки, а одна из клавиш издала «Эй, чувак, остынь немного».
Электронное ругательство, казалось, разрушило заклятье, наложенное на них обоих.
– Извини, – прошептал он.
– Ничего. Я, эм…
– Мы остановились на…?
Он не ждал, что она ответит, но Элена… сделала именно это:
– Мы с сиделкой отца говорили о его порезе, из-за этого я вспомнила о твоей руке.
– Твой отец болен?
– Да.
Рив ждал большего, гадая, замолчит ли девушка от настойчивости… но она разрешила дилемму.
– Из-за некоторых своих медикаментов отец иногда теряет равновесие, поэтому натыкается на вещи и не всегда осознает, что поранился. В этом проблема.
– Прости. Должно быть, тебе тяжело о нем заботиться.
– Я медсестра.
– И дочь.
– Поэтому, дело в работе. Мой звонок тебе.
Рив улыбнулся.
– Позволь задать вопрос.
– Сначала я. Почему ты не покажешь руку врачу? И не говори, что Хэйверс видел твои вены. В таком случае он выписал бы тебе антибиотики, а если бы ты отказался, то в твоей карте появилась бы запись, что ты пошел против врачебных
– Если ты беспокоилась о моей руке, то почему тогда просто не поговорила со мной в клинике?
– Я говорила, не забыл?
– Не так, – улыбнулся Рив темноте и провел рукой вверх и вниз по норковому одеялу. Он не чувствовал его, но представил мех таким же мягким, как и ее волосы. – Я все еще думаю, что ты хотела поговорить со мной по телефону.
Последовавшая пауза заставила его забеспокоиться, что она бросит трубку.
Он сел, словно таким образом мог удержать ее на линии:
– Я просто хочу сказать… ну, в смысле, я рад твоему звонку. Какой бы ни была причина.
– Я не успела поговорить с тобой в клинике, потому что ты ушел прежде, чем я занесла записи Хэйверса в компьютер. Вот когда до меня дошло.
Он по-прежнему отказывался верить, что звонок нес чисто профессиональный характер. Она могла написать е-мэйл. Сказать доктору. Свалить на одну из дневных медсестер.
– Итак, есть ли шанс, что тебе неловко из-за того, как грубо ты меня отшила?
Она прокашлялась:
– Прости за это.
– Что ж, я прощаю тебя. Полностью. Абсолютно. Похоже, у тебя выдалась не самая лучшая ночка.
Ее выдох послужил проявлением усталости:
– Да уж, это точно.
– Почему?
Еще одна долгая пауза.
– Знаешь, по телефону с тобой гораздо приятнее общаться.
– Как так? – засмеялся он.
– С тобой проще разговаривать. Вообще-то… довольно легко разговаривать.
– Да, я не плох с глазу на глаз.
Вдруг он нахмурился, вспомнив о букмекере, которого заставил петь в своем офисе. Проклятье, бедный ублюдок был каплей среди огромного количества наркоторговцев, вегасовских лакеев, барменов и сутенеров, которых он выводил на разговор в течение всех этих лет. Он всегда верил, что исповедь благотворно влияла на душу, особенно когда дело касалось подонков, решивших, что Рив не заметит, как они пытаются его наколоть. Его стиль управления также посылал важное сообщение в бизнесе, где слабость грозит смертью: сомнительная коммерция требовала твердой руки, и он всегда считал, что такова реальность, в которой он жил.
Но теперь, в уединении, когда Элена так близко, ему казалось, что его «с глазу на глаз» было чем-то, за что нужно извиниться и скрывать.
– Ну, так почему сегодняшняя ночь не была гладкой? – спросил он, отчаянно желая заткнуться к чертовой матери.
– Мой отец. А потом… ну, меня продинамили.
Рив нахмурился так сильно, что на самом деле почувствовал легкую боль меж глаз:
– На свидании?
– Да.
Ему была нестерпима мысль о ней с другим мужчиной. И все же он завидовал ублюдку, кем бы тот ни был.