Отпетые мошенники галактики
Шрифт:
– И здесь его нет. И там его нет и здесь нет, - выдохнуло существо.
– Вероятно погиб. К сожалению, мир суров и жесток. Ни для кого он не делает исключений.
Услышав о жестокости и суровости, я привычно насторожился и принюхался, не забыв оскалить зубы. Нужно ведь всегда быть наготове, когда слышишь такие слова.
Другое существо с непрактично длинными волосами и более широкое в нижней части своего тела, чем в верхней, видимо самка, ответило:
–
И она, чёрт возьми, направилась в мою сторону. И это в то время как я отдыхаю после обеда!
– Чичимака?
– опередил её я, выскакивая из кустов и сжимая в руке палку.
Естественно, я лишь поинтересовался на своём невообразимом сленге какого хрена они потревожили мой покой.
Существа почему-то переглянулись. Затем снова уставились на меня.
– А вот и туземный диалект, - сказала самка таким тоном, как будто искала этот диалект всю жизнь.
– Весьма своеобразный говор. Очень напоминает ритуальную песню каннибалов.
– Она бесцеремонно ткнула мне в лицо пальцем.
– Посмотри, какие зубы. Они же в целый аршин! И это выражение лица... Непреклонное, кровожадное. Сразу видно - особь недавно съела всю свою родню. А перед этим вождя племени. Они в таких делах мастаки и долго не раскланиваются. А может быть он и сам вождь. Съел своё племя. С такого станется. Смотри, какие беспощадные глаза. Может, поищем в кустах головной убор этого типа? По количеству перьев можно определить, сколько народу им съедено. Где-то я читала об этом.
На всякий случай я ещё раз оскалил зубы. Ведь, по моему мнению таких типчиков всегда следует держать на расстоянии.
– Будь с ним осторожнее, - прищурился на меня самец.
– Все варвары дьявольски изобретательны.
– Чу-ба бака чуг на мака, - не сдавался я.
Я лишь хотел объяснить, что людей пока не ел. Потому что их здесь не видел.
А в подтверждение своих слов я показал, как хватаю ящерицу, отрываю ей голову и кидаю себе в рот.
– Нет люди. Не есть людей. Жрать ящерица, - сказал я на ломаном лингвогалакте, который малость, а может быть и основательно успел подзабыть.
Так или иначе, но изобразить проглатывателя ящерок мне удаётся. Иначе с чего бы это самка побледнела и шарахнулась в сторону.
Но перед тем как хлопнуться в обморок, она разглядела на моей груди револьвер. Этот револьвер привёл её в чувство, а я
Тем не менее, самка переполошённо замахала руками.
– Сюда!
– крикнула она самцу, не сводя с меня ошеломлённого взгляда.
– У него оружие Сэма!
– выдохнула она.
Имя какого-то малоизвестного в динозаврячьем мире Сэмюэла мне ни о чём не говорило. И, тем более, оно не вызывало у меня никаких приятных ассоциаций.
Зато старого самца словно током шарахнуло. Он вздрогнул быстро приблизился ко мне, внимательно вглядываясь в штуку, что болталась на моей мужественной дикарской груди.
– Дикарь съел его, - бесстрастным голосом констатировал самец, имея в виду, конечно, не револьвер и уж точно не патроны к револьверу, а естественно, этого неизвестного никому и неуловимого дурацкого Сэма.
Естественно, как вы и сами понимаете, никаких Сэмов я не ел. И напраслина, тут возводили на меня, здорово ущемляла моё, пусть и деградировавшее, достоинство. К тому же такие наветы портили мой мезозойский имидж, к которому я, как вы сами понимаете, давно привык.
Поэтому и вспомнил я своё твёрдое правило не давать себя в обиду. Угрожающе зарычав и нещадно колотя себя в грудь кулаками, я двинулся на визитёров.
– Он голоден, - констатировал самец.
– Не дай ему убить себя. И, тем более, съесть, - закричал он.
– Иначе произойдет самое ужасное смертоубийство.
– О нет, - покачала головой, не соглашаясь с собеседником, самка.
– Дикарь не голоден. Скорее ему нужны наши черепа. Чтобы украсить ими потом свою пещеру. К тому же, я по глазам дикаря вижу, он в больших количествах коллекционирует скальпы. А наши, если тебя это не смущает, станут лучшим украшением его знаменитой на все джунгли коллекции.
Тут я совсем запереживал. За кого они меня принимают! Я может и невежественный дикарь, и никогда не видел цивилизованного мира, но каждое утро куском крупнозернистого булыжника чищу зубы.
С этими горькими думами сорвал я с шеи свой револьвер и, пальнув из него для острастки вверх, ринулся на обидчиков.
– Стоять, ублюдки!
– заорал я.
– Вы мне дорого заплатите за свои клеветнические речи.
– Чёрт побери!
– воскликнула самка.
– Да это же... Это же... Он!.. Сэмюэльчик! Родненький! Любименький ты наш! Узнаю тебя по повадкам.
– Что ж ты так долго морочил мне голову, сынок?
– радостно взревел Уорхол и от переполнявших его чувств саданул мне кулаком в челюсть.
Из глаз моих брызнули искры, а ноги подкосились и я бесформенной грудой, но с чувством вновь обретённых друзей рухнул на землю.