Отпуск на всю жизнь
Шрифт:
– А в Лицее?
– Так нет никого. Юристов и научников мы видим редко, иногда на переменах и в столовой.
Вспоминаю своё бытие. Да, ни разу не видела подруг из разных классов. А если были, значит, жили рядом. Это что, у меня с Юлей всё? Ну, если я в школу не вернусь? Не хочу!
– К тому же… представь, начинаю ходить в гости в другой класс. Или она ко мне. Думаешь, мальчишки в стороне останутся? Тут
Я хихикаю, Ледяная вслед за мной.
– Ладно, – хлопаю рукой по столу, – Я всё решила.
– Что? – слегка вздрагивает от хлопка Ледяная.
– Буду зачисляться в ваш класс. Нам вместе веселее будет. Я тебя с Юлькой познакомлю.
Ледяная на секунду оттаивает, затем снова принимает обычный вид.
– Если тебя примут.
– Само собой.
Когда расстаёмся, Ледяная смотрит совсем по-другому, как-то живее.
Возвращаюсь домой и думаю: я ничего лишнего ей не наболтала? А то как-то увлеклась. А, пусть, нормальная вроде девочка.
Вечером звонит Юля, в процессе трескотни опять склоняет меня приехать в гости.
– Юляша, не знаю. Папочка тут угрожал меня на море отвезти. Если он подло не сдержит обещания, то обязательно.
– Скажи ему, что заранее его прощаешь за эту подлость, – хихикает Юлька.
– Хорошо.
Отмечается и Пистимеев. Этот перец требует полный отчёт и пилит меня за то, что не посмотрела остальных. Начинаю злиться.
– Пистимеев! Если тебе так надо было, сам бы пришёл. Я видела там посторонних и тебя бы пустили.
– Г-м-м… ладно, шашки – самая крутая программа, но это уникум какой-то. Вряд ли кто выйдет на его уровень.
19 августа, вторник, время 10:35
Лицей, один из классов.
Полноватый и лысоватый мужчина, приятная улыбка которого четверть часа назад надолго покинула его лицо, устало произносит:
– Лев Григорич, что же вы так ополчились на бедную Молчанову?
– Игорь Платоныч, да не верю я, что она программу сама написала! – возмущается невысокий худощавый преподаватель.
– Лев Григорич, с верой и не верой это не сюда, это в церковь. У нас как бы храм науки, вере тут не место.
– Лев Григорич, уважаемый, – влезает самый молодой, слегка грузноватый, преподаватель, сохранивший и шевелюру и её натуральный тёмно-русый цвет, – Вы ж сами её проверяли!
Лев Григорьевич
– Коллеги, – снова берёт обсуждение в свои руки председатель, – Давайте, я вам одну быль расскажу. Заодно и отвлечёмся. Она очень короткая, в масштабе анекдота. А дальше, продолжим.
– У меня есть друг в Питерском университете. Зашёл у нас как-то разговор о приёме абитуриентов, он в своё время был деканом факультета прикладной математики. Самый мужской факультет университета. Как наш ИМ. Так вот, – Игорь Платонович откашливается, – после приёма документов от абитуриентов он смотрел все заявления, выбирал пять самых хорошеньких девушек и уведомлял приёмную комиссию: эти абитуриентки обязательно поступят. Любые возражения отметал с порога. Он их исключительно по внешности выбирал, понимаете?
Двое мужчин завороженно слушают про удивительную методику отбора в студенты.
– Да, да, я тоже удивился. Он объяснил так: «У меня на курсе сто человек. Если все будут парни, то курс превратится в казарму. Без девушек они просто одичают. Девчонки попадутся полные дуры, не способные учиться? Не имеет никакого значения. Продержим курса до четвёртого и вытурим, если полные дуры. Отсев всё равно процентов двадцать пять – тридцать». Вот так!
– Игорь Платоныч, это вы к чему? – хмурится упрямый Лев Григорьевич.
– К тому, что идеальным для нас было бы принять трёх хорошеньких девочек даже без экзаменов, – рубит председатель, – Мы обязаны думать и о психологическом состоянии учащихся. А вы безосновательно рубите единственную нашу девушку-кандидатку с внешностью модели, да ещё и умненькую.
Самый молодой преподаватель Владимир Романович Жаров с неосознанным осуждением глядит на упрямца.
– Возвращаемся к делу, коллеги. К счастью, нам нет необходимости проявлять такой неприкрытый волюнтаризм. Это мой друг мог позволить себе люфт в пять человек при наборе сотни. Мы не можем, но нам и не надо. Девочка вполне конкурентоспособна…
– И оставила далеко позади подавляющее число подготовленных мальчиков, – в первый раз прямо высказал своё мнение самый молодой.
Сырцов по его тону понимает, что остался в меньшинстве и машет рукой с выражением: да делайте, что хотите!
Конец первой книги.