Отпуск по ранению.Сашка
Шрифт:
– Это становится смешно, Володька. Ну, хлебнул ты горячего, так все, что ли, должны этого хлёбова попробовать? Ты же не удивляешься, что работают кинотеатры, что на "Динамо" играют в футбол, что…
– Тоже удивляюсь, – прервал его Володька. – Ладно, ты прав, конечно. Нервишки…
– Тут же мальчишек полно, которым призываться на днях, ну и командированные… Набегались по наркоматам, забежали горло промочить…
– Ладно, – махнул рукой Володька.
И тут подошел к ним высокий, хорошо одетый парень с красивым, холеным лицом, который уже давно поглядывал на
– По-моему, мы знакомы… – неуверенно начал парень.
– Как будто, – поднял голову Володька и вдруг сразу вспомнил, но вида не подал – ох, как обрадовался он этой встрече. – Да, мы где-то видались. В какой-нибудь довоенной компании, наверно.
– Возможно.
– Там твоя девушка сидит?
– Да, – подтвердил тот.
– Познакомь. А?
– Что ж, пожалуйста. У нее брат на фронте, ей будет интересно с тобой поговорить.
– Может, не стоит, Володька. Нам уже пора, – Сергей увидел по Володькиным глазам, что назревает неладное.
– Стоит, – промычал Володька и направился к столику.
– Вот товарищ хочет с тобой познакомиться, Тоня.
Девушка подняла голову, хотела было мило улыбнуться, но, столкнувшись с шальными глазами Володьки, испуганно отпрянула, как-то сжалась, но быстро овладела собой.
– Тоня, – представилась она и протянула ему руку.
– Володька. Лейтенант Володька. – Он охватил ее тонкую кисть своей шершавой, заскорузлой, еще со следами ожогов, еще как следует не отмытой лапой и крепко пожал.
– Больно! – воскликнула Тоня.
– Извините, отвык от дамских ручек, – усмехнулся Володька.
– Почему так странно – лейтенант Володька? – спросила она, потирая кисть правой руки.
– Так ребята в роте прозвали… Наверно, потому, что я хоть и лейтенант, но все-таки Володька, то есть свой в доску…
– Присаживайся, – пригласил парень.
– Спасибочко…
Перед дракой Володька всегда был спокоен и даже весел, и сейчас шальной блеск в его глазах потух, а большой лягушачий рот кривился в вполне добродушной улыбке. Тоня, видно, совсем успокоилась и глядела на него с некоторым любопытством, ожидая рассказа о его фронтовых товарищах, прозвавших его так чудн'o, но вроде бы ласково. Но Володька молчал. Он еще не знал, с чего начать.
– Мой брат на Калининском… И очень давно нет писем, – сказала Тоня.
– Я тоже оттуда… Распутица… Значит, брат на Калининском, а вы… тут. Интересно…
– А почему бы нам здесь не быть? – с некоторым вызовом спросила Тоня.
– Я не про вас, а вот про него.
– У Игоря отсрочка, он перешел на четвертый курс.
– Уже на четвертый? Ох, как времечко-то летит… Не вспомнил, где мы встречались?
– Пока нет, – ответил Игорь, пожав плечами.
– Напомню… Тридцать восьмой год. Архитектурный институт. Экзамены… И оба не проходим по конкурсу. У тебя даже, по-моему, на два балла меньше было.
– Да, да, верно… Ох уж эти экзамены… – заулыбался тот, не заметив пока в голосе Володьки странных ноток.
– Но ты все же поступил? –
– Да, понимаешь, был некоторый отсев – и… мне удалось…
– С помощью папаши?
– Нет, я ж говорю… отсев… Освободилось место.
– А на следующий год вы поступили? – живо спросила Тоня, видно желая переменить разговор.
– Поступил… Но через пятнадцать дней… "ворошиловский призыв". Помните, наверно?
– Да, – кивнула Тоня.
– Так-то, Игорек, – начал Володька вроде спокойно. – Выходит, мое место ты занимаешь в институте.
– Ну почему? Просто мне повезло, – сказал Игорь, уже с некоторой опаской поглядывая на Володьку.
– Просто повезло, просто отсев? Здорово получается… А я сегодня девчонку в армию проводил… Маленькую такую, хрупкую. Связисткой будет… Добровольно пошла, между прочим. А ты знаешь, сколько катушка с проводами весит? И как таскать она ее будет? Да под огнем, под пулями? – Володькины глаза сузились, губы подрагивали. – Нет, вы здесь ни хрена не хотите знать, вы тут… с соломинками. Вам плевать, что всего в двухстах километрах ротные глотку рвут, люди помирают… Эх, тебя бы туда на недельку!.. – потянул Володька руку к лицу Игоря.
– Знаешь что, иди-ка ты за свой столик. Посидел, и хватит, – приподнялся Игорь и отвел Володькину руку.
– Погоди, погоди… Не торопись, – растягивая слова, произнес Володька, а потом, резко встав, ударил Игоря по щеке. – Это тебе за институт, а это за то, что в тылу укрываешься, падло. – И второй раз тяжелая Володькина рука выдала пощечину.
Игорь замахнулся, но Тоня встала между ними:
– Не отвечай! Ты можешь задеть ему рану. Он сумасшедший! Разве не видишь!
Несколько мужчин, сорвавшись из-за столиков, подбежали к ним. Кто-то схватил Володьку за руку, кто-то за плечо.
– Нельзя так, товарищ военный, – сказал один из них.
– Успокойтесь, успокойтесь, – уговаривал другой.
Но Володька завопил:
– Руки! Прочь руки! – и стал вырываться. – Ах, гады, рану…
Володька разбросал державших его людей, отскочил к стене, резко бросил руку в задний карман. Секунда – и ствол "вальтера" черным зловещим зрачком уставился на окружавших его людей.
– А ну, по своим местам! Живо!
И люди стали медленно отступать к своим столикам – зрачок пистолета и сумасшедшие, выпученные Володькины глаза были достаточно выразительны, чтобы сомневаться, – этот свихнувшийся окопник и верно начнет палить… Когда все отошли к своим столикам, Володька скомандовал:
– А теперь слушать мою команду! Встать! Всем встать! И две минуты – ни звука! Помянете, гады, мою битую-перебитую роту! И ты встань, Сергей. Гляди на часы. Ровно две минуты! Там все поля в наших, а вы тут… с соломинками…
И люди поднялись. Кто неохотно, с кривыми усмешечками, кто быстро. Молодые ребята, призываться которым, глядели на Володьку с восхищением: "Во дает фронтовик!.." Кто-то сказал, что они бы и так помянули его роту, зачем пистолет?… Один начальственного вида мужчина поднялся с ворчанием: