Отпускник
Шрифт:
Горькая соль на губах. Сил нет плыть, сил нет держаться на воде. Тяжелые волны тянут вниз, толкают в плечи. Толчки, толчки, волны тяжелого сна, глаза не разлепляются, организм ныряет обратно в сон… Опять толчки — просто какой-то шторм… Один глаз с трудом удается приоткрыть:
Мира убрала руки с моего плеча и поморщилась.
— Ну и запашок! Ерш хлебал? Куда отворачиваешься! — она поймала меня за плечо. — Просыпайся, я сказала!
Тон девушки не предвещал ничего хорошего. Я открыл второй глаз и сообщил ей:
— Я был в душевном раздрае… меня избила одна прелестная девушка…
— Надо было водку у тебя отобрать… пивом бы обошелся… срам, блять, у него!
— Фигу тебе! — я вяло потянулся и сунул руку за диван, где стояла недопитая бутылка.
Ничего там не было. Пошарил рукой, посмотрел — точно нет! Вот блин… обернулся к Мире. Та, ехидно улыбаясь, выставила две фиги:
— А тебе две!
— Ты что ли убрала? Отдай!
Она отрицательно качнула головой.
— Вы молодой человек слишком много пьете, для своего юного возраста.
— Слушай, ты мне, собственно, кто? Жена?! Расхозяйничалась тут! Давай, говорю!
В ответ, насмешливо поднятая бровь:
— Вот жена и будет давать!
— Ну, я сейчас поднимусь и сам найду!
— Лежать! — она сделала движение рукой и меня словно железным рельсом прижало к дивану. — Успокоился, быстренько! Успокоился?
— У-успокоился… — выдавил я с трудом и тяжесть исчезла. Ощупав на всякий случай ребра, кряхтя, приподнялся и сел.
В щель между небрежно задернутыми шторами с трудом пробивалось солнце. Кружащиеся на свету пылинки вызывали странные реакции — безудержно першило в горле, начали слезиться глаза, наверно вчерашний стресс давал о себе знать.
— Слу-ушай, ну будь человеком… — начал я давить на жалость, — ну грамм сто… это антигуманно, в конце концов!
Мира дернула плечиком.
— А гуманность — это не ко мне — я не человек.
— Не человек она!.. А кто, самка человека?
— Я Истинная! Но, это обсудим позже. Сперва мы тебя подлечим!
— Истинная кто? Истинная стерва?
— Помолчи, дуралей! Вот ты — ученый? Ученый чему?
— Это существительное такое есть в русском языке!
— Вот и "Истинная", тоже существительное. Полежи спокойно, сейчас станет полегче.
Она просто присела рядом на диван и замолчала. Через несколько минут, я с удивлением обнаружил, что муть, хаосом заполнявшая похмельный мозг, начинает оседать, мысли проясняются, возвращается логика суждений. Проявления тошноты и головной боли, тоже быстро ослабевали. В какой-то момент я почувствовал, что практически здоров. Сильное похмелье превратилось в легкое недосыпание, а злость на Миру — в сексуальное влечение к ней. Так и тянуло, погладить гладкое, покрытое золотистым загаром, колено, но я взял себя в руки.
— Ну что? — поинтересовалась девушка, — полегчало? Тогда приступаем…
— Мира… хочу тебе официально заявить. Я отказываюсь!
— В смысле?
— Отказываюсь от своего согласия. Не хочу я быть… кем там у вас… Наблюдателем! Вот.
— Ты чё, совсем? — по лицу девушки было видно, что она поражена до глубины души. — Я тебя рекомендовала… ты меня кем выставляешь? Никита, не будь мудаком!
— Вот,
— Блин, юноша, не испытывай мое терпение! Делай, что сказано!
— А то что? — продолжал дерзить я, — бить будете, тетенька? Сироту обидите, грех на душу возьмете?
Она всплеснула руками.
— Да что на тебя нашло?
— Ничего! Во-первых, извинись за вчерашнее!
— За что? — она растерянно хлопала глазами, — за тех мужиков?
— Мужики не вчерашнее. И пусть они останутся на твоей совести, или что там у тебя вместо нее. За гендерное и моральное насилие!
— Блять, ну ты и сказанул… медвежонок, я и так хотела извиниться… но, ты же сам меня довел… мне неловко…
— Ну, так извиняйся!
— Прости меня, Никитосик, я не хотела…
— Маловато будет! — я уже поймал кураж. — Обещай, что впредь, никогда, этого не повторится.
Она вздохнула.
— Обещаю!
— Маловато!
— Что еще?
— Сделай мне минет.
— Ах ты гад… — вспыхнула она и мгновенно погасла. — Хорошо, как скажешь… — и потянулась к моим трусам.
Я оттолкнул её руки, не ожидал такого продолжения.
— Что? — удивилась она.
— Я же пошутил!
— Нет уж, самоуничижаться, так до конца… быстро в душ!
Надо ли вам рассказывать, дети, что дважды меня упрашивать не пришлось.
Когда я вернулся в зал, она уже голая сидела на диване, поджав под себя ноги. Поманила, я подошел вплотную. Мира деловито закусив губку, взвесила на ладони быстро твердеющий член, её лицо приобрело умильное выражение.
— Сладенький… — она тронула его приоткрытыми губами, причмокнула, — хочу…
Описывать то, что было потом не имеет смысла, но я опишу. Ощущения нарастали, потом спадали… она умело вела игру, знала когда ускорить темп, когда сбросить. Я судорожно гладил ее черный затылок с белой строчкой пробора, подцеплял рукой, качающиеся грудки. В нетерпении ожидая, что вот-вот… Вдруг бедра пронзило сладкой болью. Горячая струя исторглась из меня. Ноги подкосились, я еле устоял. Было стыдно и счастливо. Она на миг замерла, потом продолжила с новой силой, пока я не перестал содрогаться от мучительного наслаждения. Подняла вверх глаза и убедившись, что все как надо, отпустила меня и убежала в ванную.
Когда она вернулась из ванной, умытая, тщательно причесанная и, кажется, почистившая зубы, я сидел за столом и жрал тушенку. Холодную, прямо из холодильника. Без хлеба.
— Прощена? — поинтересовалась она.
— М-м-у, — ответил я, и прожевав, подтвердил, — Все ништяк, и ты меня прости… я пока не могу справиться с ревностью… и мне кажется, я в тебя влюбился… поэтому вот так… веду себя как последний болван.
— Божечки… — Мира обхватила лицо ладонями, — идиотка… что за дурь со мной такая приключается опять?.. Слушай, нам работать вместе. Давай, попробуем не обращать на это внимание? И пожалуйста, Никита… не веди себя, как школьник, который дергает понравившуюся девчонку за косичку. Я не девчонка и психика у меня напрочь подорванная… что проявляется в неконтролируемых вспышках ярости и импульсивной склонности к насилию, так что не провоцируй лишний раз, не создавай ситуации, о которых мы оба можем пожалеть.