Отпусти меня к морю
Шрифт:
Как много мы планировали, обсуждали, придумывали, очаровывались и разочаровывались, в миллионный раз твердя другу, что все будет хорошо. Наш маленький девичий остров, куда мы сбегали от проблем этого мира, в попытке решить все эти проблемы или хотя бы на время забыть о них.
Какое же это счастливое время, когда ты по-детски просто сбегаешь из дома в другое пространство, где все для тебя и о тебе.
2
Не давайте уходить ничему, что можно удержать; потому что то, что уйдет, уже невозможно вернуть.
Джон Голсуорси. Сага о Форсайтах
Я прилетала и зимой, когда Москва укутывалась снегом и длинными усталыми пробками, снег скрипел или хлюпал под ногами и летел мимо моих высоких окон, неся с собой какой-то особый уютный тон. Я прилетала и весной, – квартира встречала меня запахом нового паркета, и я сразу же варила кофе на кухне, чтобы она ожила, задышала. Я открывала окна и впускала московское весеннее дыхание, которое, смешавшись с дымом моих некрепких сигарет и запахом кофе, создавало именно то особое настроение, которое и было для меня жизнью. Я подолгу сидела на кухне за большим стеклянным столом и видела сквозь окна, как растет мой город, становится выше и ярче. Сказать по-честному, Москва уже не была моей, и это угадывалось во многих мелочах. Вождение, абсолютный мюнхенский стиль, четко в своем ряду и медленно на боковых улицах. Удивление и восторг каждый раз, когда приходилось делать покупки в воскресенье. Косметолог, приезжающая на наши ботокс-пати в полночь, когда рассасываются пробки. Мы, стайка подруг, встречающие ее как добрую старую тетушку. Моя старинная мастер по маникюру, перед работой в 8 утра наводящая мне красоту неизменным красным, пока я дремлю на кухонном диванчике.
Но было и то, что по-прежнему напоминало мне о том, что все-таки я московская девочка и когда-то была тут дома. Некоторые традиции уже так плотно и незыблемо вплелись в мою жизнь, словно были чопорными британскими по происхождению. Завтраки в любимом кафе возле дома, где за 20 лет не поменялся ни бариста, ни официанты и все по-прежнему помнят, что капучино покрепче, а молочной пенки поменьше. Книжный магазин, в котором по нескольку часов могла бродить среди полок, и продавцы в нем, которые уже отлично знали, что любит читать мой муж, а что мои дети.
Парфюмерный магазин, куда привозили для меня вечный мой японский парфюм номер 3 и где скидку дают всем моим подругам только по моей фамилии и никакие карты не нужны. Парковщик у супермаркета, пожилой, но словно законсервированный в своем возрасте, веселый и вечно подшофе с неменяющимся вопросом: «Ну что там Альпы, стоят?»
Так бы и продолжалось, катилось бы себе, как остро заточенные коньки по гладкому льду в парке Горького, так и сбегала бы я к подругам в Москву, так и продолжали бы мы устраивать наши девичники с разговорами и секретами: о мужчинах, своих и чужих, о подругах, далеких и близких, о людях, живых или мертвых, и, конечно, о нем. Он был неотделим от Москвы, а Москва была им. Он был лишь историей в жизни, но странной такой, у которой было начало, но конец так невнятен. Как фильмы заумных маститых режиссеров, которые обрываются на самом интересном месте и дальше простор для фантазии зрителя. Такое «кино не для всех».
Все это нисколько не мешало мне быть хозяйкой в Мюнхене, матерью и женой. Какой я была? Я себя не берусь судить; глядя на фото сейчас, мне кажется, все было идеально, четко – и чувства, и радости, и неудачи. Мне кажется, я была преданной и терпеливой, и всепонимающей всепринимающей. Такая картинка из глянца, а что там за сценой зрителю не покажут, лишь только конечный продукт. А как там за сценой, до финального глянца, знают лишь те, кто был рядом, – режиссер, визажисты, агенты и девочка на побегушках, та, что юна и восторженна и вечно в ответе за кофе.
И если бы знать мне тогда, что я потеряю свой московский мир, и эту квартиру, беленькую и светлую, с яркими пятнами картин на стенах, с запахом дорогого паркета и бархатными диванами, широкими, на американский манер. И если бы знать, что вид из окна будет уже не моим и я отпущу все, но не забуду ни запах, ни чувства, ни краски, ни ощущение счастья, когда я входила домой, прилетая ночным рейсом из Мюнхена.
#remingtonnumber1
3
Не грусти. Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно.
По-прежнему я раздавала бесплатные советы и креативила за кухонным столом, сводила нужных друг другу людей и радовалась за своих друзей, когда они находили себя и друг друга в этом мире. Себя же я так и не могла найти. Поэтому очередная авантюра с продажей квартиры и покупкой другой, в новом соседнем доме, показалась мне неплохим поводом занять себя.
Квартиру мы продали довольно быстро, тот случай, когда и маклер умница, и квартира красавица, и желание есть, всем кризисам вопреки. Цены на недвижимость уже стали падать в Москве, и я было подумала, что квартиру никто не купит, и успокоилась окончательно. Я по-прежнему прилетала в свой маленький уютный мир, дышала им и наслаждалась той мыслью, что он у меня есть. Несколько раз приходили потенциальные покупатели, ходили по моей квартире, разглядывая каждый уголок с восторгом или скепсисом, я на автопилоте журчала что-то о прелести района, но вид у меня был раздраженный и не очень приветливый, сдобренный наигранной механической улыбкой. Покупатели пытались сбить цену, мол, кризис и все такое, но мне было наплевать, ибо я была не готова расстаться с моей красоткой. Я подумала, что соглашусь продать ее тому, кто придет и влюбится, оценит ее и скажет – это то, о чем я мечтал, она идеальна, и не станет придираться к мелочам. Не терплю мелочных людей. Мне хотелось, чтобы следующие жильцы искренне были влюблены в мои диваны и виды из окон, в мои тяжелые шторы и кремовую кухню. Квартира была для меня живой и мне было важно передать ее в хорошие руки, как часто пишут в объявлениях о продаже щенков.
Я прилетела в Москву в 4 утра, а в 4 часа вечера должна была лететь по делам в Китай. По дороге в аэропорт Мюнхена мне дозвонилась маклер и уговорила показать квартиру. Я отпиралась, до этого в Москву прилетал мой муж, и я была уверена, что квартира к показу не готова. Маклер настаивала, и я, как существо, так и не научившееся внятно говорить короткое слово «нет», сдалась и оставшееся время до самолета отчаянно звонила в Москву в надежде организовать какую-нибудь помощницу по хозяйству.
Когда объявили посадку, надежда найти скорую помощь практически испарилась. И я была счастлива, как третьеклашка, который не выучил урок, но его пронесло, к доске вызвали соседа по парте.