Отпусти синицу

Бархоленко Алла Федоровна

Г е н н а д и й (с некоторым раздражением). А теперь зачем? Нельзя же бесконечно возвращаться назад?

М и к е ш а. Однажды Будда взял в руку…

Г е н н а д и й. Кто?

М и к е ш а. Будда. Однажды он взял в руку пучок сухих листьев и спросил своего ученика Ананду, есть ли вокруг еще листья. Ананда ответил: осенние листья падают повсюду и их не счесть. Тогда сказал Будда: вот так и я дал вам лишь горсть истин, но,

кроме них, есть бесчисленное количество других истин, и их тоже не счесть…

Г е н н а д и й. Зачем ты говоришь мне это?

М и к е ш а. Ты спросил об Индии. Я и говорю об Индии. (Пауза.)Зубы вот болят. У тебя зубы не болят?

Г е н н а д и й. Нет.

М и к е ш а! А у меня болят и болят. А которые — не знаю. Пошел к врачу — говорит, здоровы.

Г е н н а д и й. Значит, здоровы.

М и к е ш а. Так ведь болят?

Г е н н а д и й. Это неважно, раз здоровы.

М и к е ш а. Может, и неважно… У тебя мать… как это произошло?

Г е н н а д и й. Ее убили.

М и к е ш а. Я знаю… Но — почему?

Г е н н а д и й. Не почему… На улице.

М и к е ш а. Значит, поэтому твой отец… А моя мать… Она ведь продавщицей. Продавщица в магазине. У нас в последнее время… Вечерами… Я ушел оттуда. Можно, я у вас переночую?

Звонок телефона. Г е н н а д и й снимает трубку.

Г е н н а д и й. Алло! Да, Нина, это я. Конечно, иду. Положу трубку и иду. Какая белка в колесе? А, белка… А я думал, что твой папа может все. Конечно, шучу. Ну, привет! Бегу!.. (Кладет трубку, хватает пиджак, говорит на ходу.)Микеша, ты не знаешь, где достать белку в колесе?

М и к е ш а. Знаю.

Г е н н а д и й. Где?

М и к е ш а. У меня.

Г е н н а д и й. Колоссально! (От дверей.)Ты пойдешь? Или к отцу заглянешь? Ну, пока! (Убегает.)

М и к е ш а стоит в задумчивости. Трогает телефон пальцем. По пути к двери осторожно дотрагивается до вещей, словно хочет услышать от них что-нибудь. У самой двери сталкивается с входящей З и н к о й. З и н к а пьяна, неряшлива, стоит покачиваясь, оглядывает М и к е ш у. Манит пальцем, хотя М и к е ш а рядом, М и к е ш а ускользает.

З и н к а. Ма-альчик… (Что-то вспоминает, решительно двигается к столу и бухает

по нему кулаком.)Где?.. Где они?.. (Сдергивает со стола скатерть с посудой.)

В дверях появляется Ф е д о р о в. З и н к а заметила его и пробует приблизиться.

Где мои дети?..

Ф е д о р о в. Зина, идите домой. Идите домой и ложитесь спать.

З и н к а. Спа-ать?! Но-но! Не трогать! Не имеешь права меня трогать!

Ф е д о р о в. Пойдемте я отведу вас, Зина. Пойдемте?

З и н к а. С тобой? Ха-ха! Не пойду с тобой! С кем угодно, но не с тобой. Нет, с тобой я не пойду, с тобой у меня другой счет… Другой… другой… (шарит на себе.)Это где же… Куда я его дела? (Возвращается к порогу и с трудом поднимает с пола нож.)Вот он, миленький. Голубчик… (Дышит на него и вытирает.)Вот теперь иди сюда, Федоров. Теперь поговорим. Ближе иди, ближе!..

Ф е д о р о в спокойно подходит и ждет взмаха. Отнимает нож.

Ф е д о р о в. Сядьте.

З и н к а почти падает на стул и, упершись ладонями в колени, начинает качаться из стороны в сторону.

З и н к а. У-у-у-у… Все равно я тебя ненавижу! Все равно ненавижу! Дети… Отдай моих детей… Деточек моих… Горошинки мои… Сереженька… Наточка… Этот, поменьше-то, с пятнышком?

Ф е д о р о в. Миша.

З и н к а. Мишенька, голубчик мой… Мишка — это третий, а четвертый?

Ф е д о р о в. Дима.

З и н к а. Ладно, ладно… Что я, своих горошинок не знаю? Дима, рыженький… Я четырех человеков родила! Родила я четырех человеков или нет? Отвечай, подлец!

Ф е д о р о в. Родила, Зина.

З и н к а. То-то. Смотри мне. А то и не докажешь потом. Они как там — ничего?

Ф е д о р о в. Здоровы.

З и н к а. А ты ходил, что ли?

Ф е д о р о в. Ходил.

З и н к а. А почему это ты ходил? Какое у тебя право к моим детям ходить? Какое право, если ты их отнял… Отвечай — ты их отнял?

Ф е д о р о в. Я, Зина.

З и н к а. Сволочь ты, Федоров, детей у матери отнял… Все равно рожу! Слышишь? Нового рожу. Нравится мне человеков рожать. И этого отнимешь?