Отработка
Шрифт:
— Принесешь нам Веселящего зелья?
Домовик снова низко им поклонился, и в его руках мгновенно возник поднос с двумя большими бокалами, увитыми серебром. В хрустале между виноградными лозами играло зеленое зелье.
— Отличный перляж, — Блейз, взяв в руку бокал, одобрительно разглядывал на свет бегущие пузырьки. — Выпей, Грейнджер, — посоветовал он, протягивая бокал и ей. — Может, наконец-то расслабишься. Вечно такая напряженная, что до тебя дотронуться страшно.
— А тебя не просили дотрагиваться, — Гермиона сердито нахмурилась, выхватив свой бокал у него из руки. —
— Ни разу не видел, — Блейз усмехнулся и прикрыл глаза, откинув голову к стене и наслаждаясь действием зелья. Орхидеи за его спиной шевелили большими плоскими листьями, видимо, тоже выпрашивая капельку зелья, и протягивали цветы, словно желая на него обменяться. Гермиона, снова отпив из бокала, неожиданно замерла, с интересом разглядывая его четкую линию подбородка, беззащитно открытую шею и красивые полные губы, такие же розовые, как лепестки выпрашивающих питье орхидей. Тепло от напитка разливалось по телу, наполняя голову блаженной пустотой.
Какие у него неприлично густые ресницы.
— Нравлюсь? — Забини лениво приоткрыл потяжелевшие веки.
От зелья в голове впервые было легко и спокойно, только немного шумело в ушах.
— Нравишься, — Гермиона улыбнулась, зачем-то решив быть с ним честной. — Но спать я с тобой не хочу.
Блейз чуть шевельнулся:
— И почему? — он спросил это с таким искренним интересом, что Гермиона не рассердилась, а рассмеялась.
— Потому что я не хочу быть твоей стотысячной победой. Неужели неясно?
Блейз повернул голову и задумчиво уставился на нее:
— Значит, вот как ты это видишь?
— А разве не так? — новые порции зелья скользили по пищеводу, развязывая язык. — Тебе это нужно, чтобы похвастаться перед всеми твоими трофеями. А я не хочу…
— Ты хоть раз слышала, чтобы я хвастался? — с любопытством оборвал ее Блейз.
— Нет, но… — Гермиона внезапно смутилась. Если подумать, то и правда от самого Забини она ни разу не слышала ни полслова. Только тихий и быстрый шепот девочек в туалете, обменивающихся восторгами, по поводу того, какой он прекрасный любовник.
— Слизеринцы умеют хранить секреты, — Забини правильно истолковал ее молчание. — И поверь, им и без любовных побед есть чем похвастаться.
Гермиона недоуменно нахмурилась.
— Тогда зачем тебе это всё? — она удивленно смотрела на него, и Забини уставился на нее с точно таким же непонимающим любопытством.
— Что… всё?
— Ну… секс, — произнеся вслух это слово, Гермиона смутилась. Но Блейза оно, казалось, лишь привело в еще лучшее расположение духа. Теперь он улыбался так, словно вспоминал о чем-то очень приятном и недоступном для Гермионы.
— Удовольствие. Опыт. И опять удовольствие. Тебе это не знакомо?
Гермиона прикусила губу. Нет. Незнакомо. Она не умела расслабляться, а удовольствие умела получать только от книг. Скучное пыхтение где-то над ухом в ее шкале удовольствий стояло на предпоследнем месте с конца. Где-то между овсянкой и утренней чисткой зубов.
Она хотела с достоинством задрать голову вверх и ответить нахалу, что
— Нет. Незнакомо, — ее пальцы сами собой неловко смяли мантию на коленях.
Забини понимающе усмехнулся:
— Это бывает, — он положил руку ей на плечо, и тепло от его ладони приятно согрело. — Но может быть, пришло время?.. — каким-то ловким небрежным движением он притянул ее к себе на колени так, что Гермиона не успела и ахнуть. — …просто расслабиться? — он приложил к ее губам свой кубок, и она, сама не зная зачем, послушно отпила из него. Гермиона была как во сне. Она понимала, что надо бы взять себя в руки, издать возмущенный крик, спрыгнуть с чужих колен, но в голове так сильно шумело, а в его теплых руках было так хорошо и уютно, что она продолжала сидеть.
— Отпусти себя. Хоть один раз, — тихо сказал Блейз и осторожно провел ладонью ей по руке.
— С тобой? — она усмехнулась и прикрыла глаза, с трудом подавляя желание склонить голову ему на плечо. Приятная истома окутывала тело и расслабляла его, давая долгожданную передышку от постоянного напряжения.
— Да хоть и со мной. Чем я хуже других? — Блейз ткнулся носом в ее висок. — Я ласковый и красивый. Девушкам это нравится, — мурлыкнул он, и Гермиона неожиданно для себя рассмеялась. Искренне и беззаботно.
— Ты самодовольный и наглый, — сказала она, впрочем, так и не делая попытки подняться с его колен.
Блейз улыбался ей и продолжал осторожно вести то ладонью, то пальцами вдоль ее тела, и там, где он дотрагивался до ее кожи, струилось тепло.
— Можно? — его ловкие пальцы неожиданно принялись ослаблять галстук у шеи.
— Ну, попытайся, — Гермиона усмехнулась и закрыла глаза.
Вдали в замке грохотала музыка, которую было слышно даже отсюда. Тело пылало и сладко сжималось в такт тяжелому ритму. В теплом и влажном воздухе терпко пахло компостом, травой, цветами, и все эти звуки и запахи уносили Гермиону далеко-далеко. Чувствуя, как уверенные пальцы ослабили галстук и принялись расстегивать на блузке одну пуговицу за другой, она вяло подумала, что должна хотя бы ради приличия протестовать.
— Выпей еще, — видимо, прочитав ее мысли, Блейз ткнул ей в губы холодный бокал, и Гермиона снова вяло глотнула. Веселящее зелье потрудилось на славу: ей уже было и так хорошо. Но, наверное, Забини действительно знал, что делал, — именно этого глотка ей недоставало, чтобы разрешить его теплым пальцам отогнуть край чашечки, освобождая грудь, и прикоснуться к соску.
Гермиона вздрогнула и замерла, не понимая, что теперь должна делать.
— Ты и правда очень красивая, — негромко сказал он, перекатывая в пальцах чувствительный набухший сосок, и она еле сдержала позорное желание прогнуться в спине и потереться о его бедро словно кошка. Но он каким-то неведомым образом уловил и это ее желание. — И отзывчивая, — добавил он, склоняясь над ней и неожиданно обхватывая сосок губами и начиная сосать.