Отравительница (Трилогия о Екатерине Медичи - 2)
Шрифт:
Карл подарил сестре коня с седлом, украшенным драгоценными камнями и жемчугом; после обмена прочими подарками начались турниры, балы, маскарады и банкеты, которые должны были продолжаться несколько дней. Крестьяне развлекали именитых гостей и их свиту народными танцами; уроженцы разных областей страны играли на музыкальных инструментах, популярных в их родных краях. Провансальцы музицировали на цимбалах, выходцы из Шампенуа и бургиньонцы демонстрировали свое искусство игры на гобое, пуатевинцы использовали волынки. Подчеркивалось все испанское; во время увеселений звучала испанская
Но две стороны собирались не только танцевать и нахваливать друг друга. Эти празднества служили крышей для встречи соперников по политической игре - Катрин с юным королем Карлом представляла Францию, а Элизабет с искушенным герцогом Альвой - Испанию.
Герцогу Альве было пятьдесят пять лет; этот изящно сложенный мужчина обладал величественным достоинством испанского дона. Его худое желтоватое лицо напоминало лицо мертвеца, но Катрин видела проницательные глаза герцога и хитрость, скрывавшуюся за ними. Она знача, что ей потребуется большая изворотливость, что Карл не сумеет быть полезным в их игре умов.
Они встретились вчетвером, и Катрин рассердилась на испанскую королеву. Она не любила детей, не подчинявшихся ей; похорошевшая Элизабет с густыми темными волосами, унаследованными от отца, черными глазами и ослепительно белой кожей больше походила на испанку, чем на француженку; она была прежде всего женой Филиппа Испанского, а уж потом дочерью Катрин Медичи. Элизабет ненавидела "еретиков" так же сильно, как и ее супруг; было странным видеть гримасу ненависти на лице девушки всякий раз, когда звучало слово "гугенот".
Элизабет заговорила с Катрин о религиозных распрях во Франции, но королева-мать не хотела обсуждать эти вопросы с дочерью, ставшей не менее ревностной католичкой, чем ее сиятельный муж.
– Твой супруг подозревает меня в сочувствии к гугенотам.
– Какие основания вы, мадам, имеете для того, чтобы думать, что король не доверяет Вашему Величеству?– спросила Элизабет.– Только злонамеренные люди могли подбросить вам такие мысли.
Катрин вздохнула. Она сама была искусной лицемеркой.
– О, дорогая дочь, ты совсем стала испанкой, - сказала королева-мать.
– Вы боитесь войны с Испанией.– Элизабет словно не расслышала замечания Катрин.– Если это так, почему бы вам не поговорить с герцогом? Для этого он и находится здесь - чтобы вы могли прийти к соглашению, которое обеспечит мир между нашими странами.
Катрин повернулась к герцогу и заговорила о брачных союзах, которые она хотела заключить. Принцесса Марго - просто прелесть, они сами могут в этом убедиться; Дон Карлос будет, несомненно, очарован ею. Второй брак свяжет узами сестру Филиппа Хуану и принца Генриха. Да, верно, Хуана несколько старовата для Генриха, но различие в возрасте не является препятствием, когда речь идет о государственном браке.
Герцог Альва тонко улыбнулся.
– Я заметил, что вы не коснулись религии, мадам. Она должна стать главным предметом нашей беседы.
Не имея иного выхода, Катрин заговорила о том, что происходило
– Какое средство, - произнесла наконец Катрин, - разрешит наши проблемы? Назовите его.
– Но, мадам, - уклончиво сказал Альва, - кому это известно лучше, чем вам? Разве не вы должны сказать, что следует сделать? Говорите, и я передам ваши пожелания Его Величеству.
– Его Величеству лучше, чем мне, известно все происходящее во Франции!– недовольно заявила Катрин.– Скажите мне, каким способом он предлагает подавить движение гугенотов.
– Нет надобности применять другие, - сказал Альва.– Решительных шагов окажется достаточно. Изгоните секту из Франции.
– Почему бы моему брату, королю Карлу, не подвергнуть порке всех, кто восстанет против испанского бога?– вставила Элизабет.
Карл испуганно посмотрел на мать, которая произнесла резким тоном:
– Он делает все возможное.
Она увидела фанатичный блеск в глазах дочери и герцога Альвы. Чтобы уйти от разговора о религии, она снова упомянула ранее предложенные браки, но Альва остановил ее. Отбросив обычный этикет и испанскую церемонность, он прямолинейно заявил:
– Мадам, мы должны решить религиозный вопрос. Обдумайте его; мы вернемся к этой теме позже. Я сообщу вам пожелания Его Величества; думаю, вы согласитесь с ними.
Спустя некоторое время в тихой галерее байоннского дворца между герцогом Альвой и Катрин состоялся серьезный разговор. В затененном помещении было сравнительно прохладно. Альва в строгом испанском костюме и Катрин в длинном черном платье прохаживались взад-вперед; полы их одежд хлопали при ходьбе, точно крылья огромной птицы.
– ...Головы Конде и Колиньи, мадам, должны быть отсечены от их тел, тихо сказал Альва.– Многие могут последовать за Конде, но он - плохой человек. Пока мы не избавимся от него, нам будет угрожать опасность со стороны еретиков. Адмирал Франции также должен умереть. Он - прирожденный лидер, который умеет привлекать людей на свою сторону. Он - великий воин, а вы позволяете ему вести за собой ваших врагов!
– Господин герцог, как я могу убить такого человека?
– Мадам, господин де Гиз был могущественным человеком, однако его застрелил убийца, подосланный Колиньи. Пока вы колеблетесь, Колиньи действует решительно. Не объясняются ли ваши колебания симпатией к гугенотам?
– Вы наслушались клеветы обо мне. Я не люблю гугенотов. Я - истинная католичка.
– Я сомневаюсь, что Ваше Величество способно вершить правосудие, пока оно отправляется руками вашего канцлера, Мишеля л'Опиталя... гугенота!
– Он - не гугенот, господин герцог.
– Вы - единственный человек во Франции, который так считает. При жизни вашего мужа Мишель л'Опиталь слыл протестантом; пока он является канцлером, гугеноты будут в милости. Мой католический король хочет знать, что вы предлагаете для решения этих проблем. Именно для этого я прибыл с королевой в Байонн.