Отравленная роза
Шрифт:
— Тише, тише, Аллегра, — шептал он, сжимая мои волосы, зарываясь в них.
— Он не может оставить меня...
Он не шутил и не говорил ехидных фраз, Лорьен держал мое дрожащее тело, и я не боялась вампирских клыков, находящихся так близко. Я не могла бояться мужчины, который понимает мою боль, что бы он не говорил…
КОЛЛАЖ НЕ В ТЕМУ
http://s005.radikal.ru/i212/1005/20/257a0ed7c966.jpg
====== Часть 4. Глава 6. Сука ======
Бессонные ночи и невозможность присутствия, слёзы в подушку и косые взгляды коллег, которые уже раздули из моей персоны первую девку. Нарцисса и Драко, что одним только взглядом останавливали меня на пути к заветной цели, к комнате
И мысли, мысли, переживания и страхи, которые сложились в одну-единственную картину бушующих эмоций. Лорьен был рядом, вместо утреннего кофе с Люциусом, я находила вампира в своем кабинете, и он не был лишним. Скрашивать мое одиночество удавалось только ему — мужчине-парадоксу. Всё меньше и меньше я искала в нем монстра, всё больше человека. Он постоянно находился рядом, был со мной, развлекая разговорами на разные темы: книги, даже музыка, про существование которой я и забыла. Рояль, стоявший в музыкальной комнате, спустя много лет снова зазвучал. Сегодня он выбрал тревожную мелодию маггловского норвежского композитора Эдварда Грига «Сердце поэта». На изучение музыки у него была целая вечность. Лорьен признался, что уже давно не садился за инструмент, занятый другими делами, однако его пальцы, пускай я была далека от этого, легко и свободно перемещались по клавишам. Есть убеждение, что вампиры — мертвые тела без души, но сколько души было вложено в мелодию… и как много потеряла я, избрав вместо музицирования мужские дисциплины в надежде сломать установленные рамки и не быть такой как все. Старая скрипка давно пылится в кладовке. Отец избрал для меня именно этот инструмент, любовь к звукам скрипки привила ему мама, но недолго я старалась подражать его вкусам, коверкая любимую пятую скрипичную сонату Шостаковича так, что у Амикуса сворачивались уши в трубочку. И вот однажды он перестал воспитывать во мне Эллиан. Сколько лопнутых струн, смычков и нервов было положено на увлечение, которым я никогда не увлекалась. Воистину это было ужасно…
Пока звучало «Сердце поэта», заставляя меня тревожно улыбаться, с горькой иронией я думала, что у меня тоже может быть вечность, чтобы посвятить её музыке. Забавно, с одной стороны этот мужчина мог мне дать что-то, но то была всего лишь ирония. То, что я вижу в нём — это симпатия. Он иногда забывает о своей сущности и попытках смутить меня разговорами о крови и бывает просто человеком, другом. Вероятно, это только игра и ничего больше, но я вижу настоящее удовольствие в его глазах, получаемое от простого общения. Можно ли сложить его слова в ревность, а поступки во влечение? А может ли это влечение быть не пресловутым зовом крови? Другой бы на его месте не стал церемониться с добычей или просто подружиться.
— Лорьен…
Он обратил на меня свои глубокие синие глаза и улыбнулся. Он делал это снова, словно выставляя напоказ свою привлекательную мимику, рекламировал себя… и терпеливо ждал, постукивая пальцами по крышке рояля, пока я продолжу свою речь.
— Почему ты здесь? — я остановилась, решив, что неправильно выразила мысль. — Почему ты пытаешься со мной нормально общаться? — я снова ляпнула что-то не то, но отступать было уже некуда. — Мы оба прекрасно знаем, какой в этом интерес, но, тем не менее, ты пытаешься стать мне…
— Другом? — решил он прервать мою сумбурную речь, состоящую в основном из жестикуляции.
Лорьен закрыл черную крышку Бехштейна и провел ладонью по лакированной поверхности.
— Мне это нравится, Аллегра, — задумчиво сказал он, укладывая подбородок на руку. — Это странно, я не раз задумывался над смыслом. Возможно, я являюсь первооткрывателем таких отношений, среди подобных мне. Никто до меня не церемонился со своими «суженными». Как ты знаешь, пока я связан по рукам и ногам, я не могу прикоснуться
От этих слов меня, увы, не передернуло, сказывается привычка, я лишь улыбнулась в ответ, воспринимая его речь спокойно, с интересом.
— Чем же я могла тебя заинтересовать?
Он протянул руку, предлагая мне встать с софы, и, конечно же, я согласилась. Взгляд… он оценивал меня с головы до ног, словно ища изъян.
— Впервые я смотрю на женщину, — задумчиво проговорил он, – и не стремлюсь вонзиться в её глотку, — вампир явно искал реакцию на свои слова, но таковой не последовало. — Может это из-за твоей непосредственности и способности искренне сопереживать другим, что ты унаследовала от своей матери. Ты не похожа на злодейку, несмотря на своё окружение…
— Ты был знаком с моей матерью? — изогнув бровь, спросила я, медленно оказываясь запертой в его объятиях для новой игры.
— Эллиан была прекрасной женщиной. Вейла, красивая, вечно живая, притягательная, — он имел ввиду конечно запах. — Когда я впервые её увидел, то мне показалось, что Амикус ей не пара, слишком светлой она была, непохожей на супругу Пожирателя Смерти. Даже находясь в положении, она восхищала взгляды многих. Как робел в её присутствии Люциус, и даже сам Тёмный Лорд бывал пленником вейловских чар, но её сердце было отдано Амикусу.
Это звучало сказочно и в то же время естественно. Я расслаблялась, слушая о своем прошлом из уст Лорьена.
— Ты знал меня? Видел ребенком? — пристально вглядываясь в голубые глаза, спросила я.
— Я видел тебя совсем малышкой, но от таких как я сторонники старались прятать своих детей. Люди совершенно беззащитны, — Лорьен мягко поцеловал мою руку. — Я отвечу на вопрос, что вертится у тебя в голове. Нет, тогда я не знал, что маленький непоседливый ребенок с плюшевой обезьянкой в руках, явившийся бессонной ночью в кабинет отца, где происходило очередное собрание, станет моей невестой.
Я нахмурилась и, глядя в пустоту, спросила:
— А запах?
— Все дети пахнут прекрасно, Аллегра, но со временем запах меняется, как меняется и человек, достигая полового созревания, — он вдохнул воздух, словно смакуя желанный аромат. — Думаю, ты начала бы меня привлекать с тринадцати-четырнадцати лет.
Я ухмыльнулась, ощущая мужскую ладонь на своей талии. Лорьен все же не теряет времени даром. Осторожно я сделала шаг назад, но не встретила сопротивления.
— Так всё же, твой интерес сужается к зову крови, — рассудила я, складывая руки на груди.
— Нет, дорогая, — надменно сказал он. — С тобой не скучно, — обронил небрежно он.
— Так значит тебе весело, когда я… плачу на твоем плече?
Вампир сделал шаг навстречу, но я не отступила, вновь оказавшись в его руках.
— Твоё мышление, — он ткнул мне пальцем в лоб. — Здесь происходят странные вещи. Ты рассуждаешь как вампир, бываешь холодной, жестокой, злой, но…
— Что но? Я не похожа на вампира…
— В том-то и дело, что с другой стороны ты любишь одного человека, готова идти за ним в самое пекло, выручать, разменивать свою жизнь на его равнодушие… Но в то же время… — он остановился и заключил моё лицо в ладони. — Я удивляюсь, что ты совершенно не страдаешь и не убиваешься по нему. Ты принимаешь свою любовь как данность, ты привыкла к ней и умеешь игнорировать. Аллегра, ты живешь дальше и расчетливо строишь планы на будущее, не вписывая в них Северуса. В этом и заключается твое сходство со мной, — он приблизился и теперь шептал на ухо. — Тебе плевать на всё вокруг, ты используешь Люциуса ради выгоды, не имея к нему чувств, кроме собственничества и запавшего в душу эгоизма. Ты присоединилась к Тёмному Лорду только потому, что за ним будущее Британии.