Отравленная роза
Шрифт:
— Неправда, — недовольно произнесла я, ощущая прохладное дыхание на шее. — Я верна идеологии чистокровия, раньше я была глупой маленькой девочкой, Лорьен. Ты прав, говоря, что за Тёмным Лордом будущее…
— Так это удобство. Зачем, тебе это? Чтобы твоё лицо когда-нибудь появилось на шоколадных лягушках? — усмехнулся вампир. — Не лги себе, ты сама не знаешь, зачем участвуешь в этой войне, — осторожно приближаясь к моей щеке, произнес Лорьен.
— Мы почти победили. Дело за малым, — меняя тон на холод, сказала я.
— Война только началась. Завоевав Британию, Тёмный Лорд захочет весь мир, — пытаясь прервать мои попытки отодвинуться, произнес он самодовольным голосом.
— И он будет лежать у его ног, — не на шутку,
– Магическое сообщество перестало ценить свои традиции, всякие плебеи находятся в верхах управления, мир сходит с ума, теряя остатки своего лица, тебе ли этого не знать?
— И ты воюешь ради традиций, ради чего, Аллегра? Ты ненавидела идеологию, которую сейчас превозносишь, — со знанием моей жизни, произнес Лорьен.
— Я многое поняла, — неожиданно замялась я, чувствуя, как мои ноги прижимаются к дивану. Отступать было некуда.
— Ничего ты не поняла, — промурлыкал вампир на ушко. — Ты просто приспособилась.
— Это моя жизнь, и я приняла её, — не унималась я, вновь и вновь уклоняясь от его носа, исследующего мою шею.
— Божественно, — сладко произнес он своим мурлыкающим и обольстительным голосом. — Это не твоя точка зрения, это конформизм, дорогая. И я не виню тебя за это, ты действительно приняла идеологию и поняла её. Из тебя сделали убийцу, — словно это было в порядке вещей, сказал вампир, — шпионку, магглоненавистницу, а это значит, что ты легко поддаешься дрессировке.
После этих унизительных слов мне захотелось прикончить Лорьена. Только я нашла в нем хорошее, как он уничтожил крупицы этого, замарал, обесчестил мой склад ума. Я пыталась оттолкнуть его, мне было обидно и горько, быть опущенной вот так просто, парой фраз в равнодушном тоне. Лорьен не отпускал меня, он был прав, каждое его слово было честным описанием моей нынешней жизни. В горле застрял комок, и я замерла, остолбенела, он всего лишь толкнул меня на диван без сопротивлений, а глаза мои изучали пустоту и не смотрели на то, как он садится рядом.
— Что ты замолчала? Спорить с тобой одно удовольствие, — поглаживая мои руки и предплечья, произнес он.
— Вот что ты обо мне думаешь, — с горьким равнодушием выдавила я. — Ты считаешь меня слабой и безвольной куклой…
Это было утверждение, которое было бессмысленно опровергать. Лорьен внимательно изучал мое напряжение, потом мягко поднял мой подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
— Нет, ты вовсе не безвольная, дорогая, — он нежно провел по моей щеке тыльной стороной ладони. — Я уже говорил, что в тебе сочетается множество сущностей под стать твоему дару.
Я попыталась встать с софы, не намереваясь дальше продолжать этот разговор, но внезапно оказалась полностью придавлена. Лорьен наслаждался моим заточением, искал вспыхивающие в глазах огоньки ненависти, но я не ненавидела его. Все что можно было разглядеть во мне – это холод и равнодушие, пустой взгляд и отрешенность. Мне было не до него, но он стал причиной этого непонятного состояния. Его слова перетекали по моим венам, выжигая клеймо беспрекословной слуги на внутренней стороне сердца. Он прав, абсолютно прав. Нет во мне единой сущности, я пластилин, глина, идеальный материал для лепки. Слишком много обликов мне приходилось примерять на себя за последние полтора года. Все они оставили неизгладимый отпечаток чужеродного присутствия. Всего лишь манекен…
Голубые глаза и улыбка, он видел меня насквозь, возможно чувствовал ужасные мысли в моей голове, понимал, поощрял самокопание, потому что хотел видеть меня настоящую, но точно так же, как и я знал суть. Я и есть собирательный образ всех своих превращений, изменяемая материя.
Прохладные прикосновения уст Лорьена, приближающиеся к уголкам моих губ.
— Не стоит, Лорьен, — холодно произнесла я, ловя изучающий взгляд. — Увидимся в одиннадцать.
Кое-как мне удалось выбраться
Я волновалась, не видела его несколько дней. Кто-то может счесть долгое отсутствие наплевательским отношением, но это всего лишь рамки и запреты его семьи. Пускай, Люциус спит, я не знаю что сказать, но самое главное, какова будет моя реакция при виде искалеченного красавца?
Дверь тихонько скрипнула, пропуская меня в погруженную в полумрак спальню. Тяжелые грозовые облака закрыли солнечный свет, утро выдалось пасмурным и угрюмым, навевая еще больше тревог, равносильных тем, что я испытывала в момент, когда получила письмо от отца в Хогвартсе, которое изменило мою жизнь. Решительные действия привели меня на сторону Волан-де-Морта, и я не жалею об этом.
По мере приближения к его кровати мне становилось всё неуютнее. Он бы не хотел, чтобы я видела его таким. Он лежал на спине, руки вдоль туловища. Я боялась смотреть на обезображенное лицо, однако бинты скрывали увечья. Торс тоже был плотно обмотан бинтами. В комнате пахло лекарствами и ощущалась ни с чем несравнимая атмосфера больницы, тревоги и надежды. Я застыла перед ним, перед моим Люциусом, вглядываясь в припухлые веки, не скрытые тканью, смоченной в жирной противоожоговой пасте. Я репетировала улыбку, обнадеживающую, полную позитивных эмоций, шестым чувством думая, что он может проснуться. Тише мышки осторожно я заняла небольшое кресло, видимо поставленное Нарциссой, и зажгла ночник. Темень за окном словно пугала предстоящей битвой, готовила поднебесье к пролитию крови. Отсутствие солнца упрощало многое. Вампирам не придется осторожничать.
На прикроватной тумбочке лежала небольшая книжка из середины которой торчала грубая кожаная нить. Я удивилась, взяв её в руки. Вопросительно посмотрела на спящего мужчину.
— Нарцисса читает тебе “Грозовой перевал”? — с ноткой ревнивого презрения произнесла я, кладя издание обратно на прикроватную тумбочку.
Эта женщина меня удивляла и заставляла чувствовать себя неправой. Сколько раз я слышала от Люциуса, что между ними никогда не было чувств, однако привязанность, ставшая дружбой, могла заставить миссис Малфой проводить время рядом с ним. В конечном итоге они всё еще были супругами, и долг примерной жены Цисси выполняла достойно. Но было ли это только долгом, заставляющим её читать «Грозовой перевал» у кровати больного мужа? Что-то неприятное зарождалось внутри. Колики прошлись по всему телу. Он лежит без чувств с глубокой раной в груди, а я рассуждаю о ревности, это в высшей степени эгоизм. Наконец-то я пробралась сюда, словно нарушитель закона, чтобы принести с собой негатив? Нет, довольно, я не могу быть такой черствой! Лучше бы я получила все эти раны, на мне заживает все как на собаке. Теплая мужская рука оказалась заключена в мои прохладные ладони.