Отравленные морем
Шрифт:
Я боялась, как бы Манриоло, расхваставшись, не выдал и мою тайну. Как-то вечером в Перне, поддавшись откровенности, я рассказала ему о Карите. Прошлой весной в Венетте некоторые друзья дона Арсаго решили испытать мои способности кьямати и «подарили» мне горлодёрку-паурозо, с тайной надеждой, что она меня тут же прикончит. Их надежды не оправдались. Мы с Каритой сумели поладить, более того, она защитила меня от подосланного наёмного убийцы. Я бы не хотела, чтобы эта история дошла до слуха синьора Алонзо. Иногда чужое любопытство обходится слишком дорого.
Выждав
– Что ты творишь?! Думаешь, дар кьямата даётся для развлечения? Чтобы устраивать цирк на потеху толпе? Тебе нельзя так долго находиться в мысленной связи с Гриджо, это опасно! Причём не только для тебя, но и для него тоже! Я же тебе объясняла!
Увы, мои слова бесцельно канули в воздух. Манриоло, окрыленный успехом у публики, только плечами пожал:
– Да не боись, я знаю, что делаю. И Гриджо совсем не против. Теперь я чувствую его гораздо лучше, чем раньше. Ты отличный учитель! – заявил он, снисходительно потрепав меня по плечу.
Я была ужасным учителем, если благодаря мне Манриоло додумался рисковать сознанием валлуко ради «почётной» роли балаганного шута! Но переубедить этого упрямца было невозможно. Я пожала плечами:
– Ладно, делай как знаешь. Может, тебе действительно стоит почаще общаться с Гриджо. Вдруг он сумеет вложить в твою голову немного мозгов!
Мне пришлось сбавить тон, чтобы нас не подслушали. Один из матросов как раз шёл в нашу сторону, разматывая бухту каната. Манриоло, заметив его, вдруг нахально приобнял меня за талию:
– Кажется, моя милая сегодня выгонит меня ночевать на палубу! – подмигнул он матросу, сопроводив эти слова фривольной улыбочкой. От возмущения у меня аж дух захватило. В Перне Манриоло никогда не позволял себе ничего подобного! Ясное дело, хочет покрасоваться перед командой. Выставить себя этаким ловеласом, который играючи может соблазнить любую пташку с куста!
Разозлившись, я отпихнула его и ушла в каюту. Жаль, что её отделял от палубы лишь полотняный занавес, который нельзя было злобно за собой захлопнуть!
После яркого света казалось, что в каморке царил полный мрак. Сгоряча я ударилась коленом об угол лежанки, что тоже не улучшило моего настроения. Здесь было так тесно, что мы каждый раз на что-нибудь натыкались. Но сейчас я предпочла бы сидеть в духоте, чем служить мишенью для дурацких матросских шуток! С палубы доносились смешки. Манриоло, наверное, разошёлся вовсю. Ну и Хорро с ним!
Смахнув с лежанки какие-то вещи, я уселась, хмуро подперев щёку рукой. В таком виде меня и нашёл Пульчино, вернувшийся вечером. Против ожидания, он отнёсся к выходкам Манриоло более снисходительно:
– Просто ему хочется утвердиться в новой компании, а на корабле, где у каждого есть своё место, это не так-то легко! Для парней синьора Алонзо он неудачник. Нищий изгнанник, застрявший в рыбачьем посёлке.
– То есть его потребность унизить меня происходит из желания сгладить собственное унижение? Мне, знаешь ли, от этого не легче!
– Через два-три дня к нему все привыкнут, и тебе больше не придётся отсиживаться здесь, словно сова в
– Умеешь ты успокоить…
После выговора, который я устроила Манриоло, на душе стало ещё тревожнее. Я подумала, что замечания Пульчино отличались удивительной меткостью, и вообще, за годы нашей связи он научился мыслить почти как человек. Раньше я не придавала этому значения, но теперь задумалась: в кого я его превращаю? Наша дружба, такая естественная, как дыхание – куда она нас могла завести?!
Позже, воспользовавшись темнотой, я незаметно вышла на палубу. Море слегка раскачивало фелуку на маслянистых волнах. В небе на западе таял закат, грязно-розовый, как рыбьи жабры. Вся команда собралась вокруг котелка с бобовой похлёбкой. Пахло солониной, грубоватыми шутками, усталостью после долгого дня и тем особым умиротворением, которое наступает, когда люди чувствуют, что неплохо потрудились вместе и теперь с полным правом можно предаться отдыху. Манриоло тоже был там. До меня по-прежнему доносились их смешки и обрывки разговоров, но теперь я постаралась отрешиться от этого, впитывая приглушённое бормотание волн, запах смолы и соли, поскрипывание снастей, тысячи таинственных ночных звуков… Наконец, я почувствовала себя просто точкой, скользящей навстречу невидимому горизонту. Сосредоточившись, я попыталась позвать бедного Гриджо, но никто не ответил. Море, простиравшееся вокруг, оставалось тихим и безмятежным, только стайка дорадо испуганно метнулась прочь от моего зова. Я подумала, что валлуко совсем измучился, бедняга. Манриоло – просто эгоист! Он вполне заслуживает, если Гриджо захочет уплыть насовсем!
***
На третий день вдруг задул свежий встречный ветер, так что часть пути нам пришлось проделать на вёслах. К вечеру все вымотались настолько, что даже Манриоло немного притих.
– Сегодня пораньше пристанем к берегу! – распорядился синьор Алонзо. – Спешить нам особо некуда.
Капитан был прав. По рассказам моряков я знала, каким коварным бывает ветер. Стоит зазеваться, и тебя в темноте быстро выбросит на скалы!
Впереди как раз показался Пицене – шумный прибрежный городок с рыжими черепичными крышами, черными иглами кипарисов и традиционным замком на холме. Толстые приземистые башни, расположенные по углам крепостной стены, казалось, проседали под тяжестью облаков. В порту на рейде стояли два больших корабля, в одном из которых – по округлому корпусу и высоким надстройкам на носу и на корме – легко было признать венеттийского «купца». Сердце у меня дрогнуло. Я подумала, что капитан почти наверняка был знаком с Рикардо Граначчи… а может быть, и с Алессандро.
Грязный, крикливый порт встретил нас шумом и толкотнёй. Синьор Алонзо, хлопнув по плечу местного чиновника, принялся расспрашивать насчёт стоянки и приличной таверны. Издали было заметно, как они с портовым служащим шептались, склонив головы и поглядывая в сторону венеттийской каракки. Кажется, тот корабль возбудил не только моё любопытство.
– Хочешь попробовать?
Вздрогнув, я оглянулась. Рядом со мной стоял Манриоло, протягивая кулёк, сложенный из виноградных листьев. В кульке была горсть оливок. И когда только он успел их раздобыть?