Отраженье багровых линз
Шрифт:
Страшно. Чем выше я взбирался, тем интенсивнее стучало в груди, мутило, но это возрастающее чувство исходило не от количества метров и того, что подо мной, а от… понимания. От понимания того, что если сорваться, не так поставить ногу или забыться и полететь вниз, то это неминуемая смерть. Путь к очередной декорации этого чёртова места!
Оставаться наверху не хотелось. Было понимание, что мачте по конструкции не страшен ветер, но казалось, что от малейшего дуновения пик кланялся на сантиметров пять! Вцепившись в лестницу, ибо верхняя платформа доверия не внушала, я начал вертеть тяжёлой головой, пытаясь разглядеть чего сквозь запотевшие линзы. Дело шло
***
И так далеко не нейтральные краски неба начали сгущаться, когда за дворовым забором тянущегося к земле общежития показался первый ориентир. Небольшая церквушка, олицетворяющая всю порочность человека, всю суть его действий в ситуациях, неподвластных обычному гражданину. На меня глядели из-под обломков их останки, а иконы за прогнившей рамой выбитых ставен с ужасом выглядывали из обители на исход своих почитателей.
– Термоядерный конфликт подкосил общество, а локальная эпидемия и голод изничтожила слабых. – Донеслось со двора общежития. – Разве поведение измотанных обстоятельствами ртов не предсказуемо?
Я обернулся на глухие и бесшумно знакомые шаги, выплывающие на тротуар.
– Ты же видел, будучи сорванцом, как ваши бедные соседи молили о помощи. – Продолжал гудеть хобот. – А при смерти они винили не вас, отказавших, не свою слабость, опустившую им руки. Они до конца веровали, что ядерные грибы с хворью, погубившие их мироздание дело рук небожителя!
Развернув уже к тому времени дневник, я хотел его успокоить и поговорить о ситуации в участке, но он мне не дал:
– Брось калякать и посмотри! – Дневник полетел во вчерашнюю лужу, разошедшуюся кругами, а в церквушку устремился чёрный палец. – Думаешь, эти звери просто так строили халупы с куполами и молились!? Они до чертей боялись смерти и судьбы, мол, это не их рук дело! Сносили своими бунтами мнимых виновных! Их дома, церкви, как эта, чтоб показать своё недовольство и разочарование всему небу!
Что повлияло на его агрессию!? Он в попытках что-то доказать сходил с ума, как и погода! Оккупировавшие серость над головой тучи опустились жутким ливнем, ветер, что начался уже давно, ежесекундно набирал скорость, метая не то что жестянки, а камни и обломки кирпича!
– Да если ваш бог и существует, то только его вера способна убить вас настолько, чтоб вы самостоятельно изничтожили собственность! Изгнали из вселенной ничтожный мусор, именуемый человеком! – Кричала резиновая морда сквозь шум ливня.
Словно слепой крот, я пытался жестами успокоить рассекаемую ливнем пустоту, где, наверное, пыхтит собеседник, резко замолчавший. Что с ним такое!?
Удар. Звон, перешедший в жуткую боль, свалил меня на асфальт. Не успев и оклематься, я вцепился в взмокшую тряпку в надежде, что это дневник, и кинулся к церкви.
***
Я сидел в притворе, глядя одним окуляром на останки священника у амвона. Его обтянутые тонким кисти крепко стиснули прут, вышедший из церковной рясы, в районе живота. “За что?” – Спросил я про себя сгнивших бунтовщиков, вглядываясь в застывший лик жуткой боли и… разочарования в собственном виде. Закашлявшись, я отвернулся – Ещё не вышел радиоактивный воздух или это промокшая задница даёт
Когда меня разбудил пробравший озноб, в горло ударила горечь – левая линза оказалась треснута. Вывернув мешок, я заклеил остатками изоленты окуляр и уже тогда обратил внимание, что солнце почти село. Во всю светило из дыры бывших ставен и навязывало вопрос: “Сколько я просидел?”. Распластавшись на куске мешковины, вымокший дневник с бесполезным кожаным переплётом вселял надежду, что недолго. Но этого недолго простуде могло хватить с лихвой.
Следующий ориентир – плоское средь лысого двора одноэтажное пятно аптеки. Большую их часть, как и продуктовые, разворовали, по рассказам, за неделю до первых ударов ядерных боеголовок, словно люд почуял неладное. Во времена же многолетнего затишья, когда из нор лезли отчаянные, и во времена бунтов 1982-ого, оставшиеся магазины становились очередными местами собачьих боев.
– Ну чего, братцы? Сегодня по медичке иль как? – Говорил грузный сосед. – Мой сват вон милицию пасти пошёл, ему б подсобить!
– А толку? – Засипел второй. – Все знають, что с правительством они так и не связались, а в одиночку им землю топтать не долго, ха-ха! А вот с медичкой недурно б…
– Да пусто. – Отвечал отец, доставая портсигар. – Неглупые люди ещё до всего бардака вынесли, что смогли и за город на сотни километров…
Закурив, он захлопнул наградной портсигар из серебра с гравюрой Красной Армии и убрал его в карман кожанки. Пару раз затянулся в тишине. Все его ждали. Понимали, что он не закончил.
– Да даже если осталось чего, то глотку порвут за флакон йода, не побрезгают.
– Так у меня, Аристаш, внуки болеють! – Выждав паузу, высказался сиплый. – Прикажешь глядеть, сложа руки, как кровинушки душу отдают?
– У самого семья! – Грозно кинул отец. – Понять просто нужно, что не светит даже нашим окрестностям будущего, вон город захлёбывается лучевой гнилью, хочешь внукам принести радиации в карманах вместо лекарств!?
– Тише, тише, брат! – Взял его за плечо дядя Миша. – Пока у нас фон в норме, нечего пугать соседей, успокаивайся. – Он развернулся к остальным. – Аристарх хочет сказать, что нам убираться отсюда надобно, мужики.
– Правильно! – Поддержал грузный, пихнув сиплого. – Я тоже так подумывал!
– Да-а. – Нерешительно протянул сиплый. – И я-я…
Было запланировано, что, раздобыв транспорт, мы уедем на поиски хоть какого-то намёка на нормальную жизнь, но… отец планировал спасти только свою семью. Соседи гибли в ожидании его плана, не справляясь с агонией хвори и бессилием перед голодом. Прося нашей помощи, они получали отказ. Отец с дядей, постоянно рискуя жизнями, выходя в город и леса, видели, что ближайшие к ним люди не были готовы к такой же жизни – они и не пытались что-то сделать… не заслуживали и горсть крупы.
Со временем в окрестностях мы остались одни. Всё чаще и чаще отец с дядей пропадали на дни и недели, а возвращались с чуть полными сумками. Потом слегла мать, отец ушёл на поиск лекарств для неё и… не вернулся. Порой опускаются руки, когда начинаешь ворошить собственное прошлое, но в таком случае я вряд ли справлюсь с поставленными задачами.
Перебравшись чрез груду опрокинутых укреплений, я ступил на очередную прихоть бунтовщиков – сметённый пост, нацеленный на урегулирование беспорядков. Ничтожная дюжина добровольцев, купленных за миску похлёбки, против стада, наплевавшего на принципы. Брат против брата.