Отражение в стекле
Шрифт:
– Тебе ведь никто не мешает попробовать. Я бы на твоём месте подался бы в журналисты. Командировки, интервью со всякими шишками, место понажористее. В этой стране новостей, что твоих психологов – до чёрта.
– Тут ты прав, тут не поспорю.
– Ну вот! Это несложно: стоит только немного подумать и принять верное решение. Работа ведь на всю жизнь, фактически, что ты выбрал, тем жить и будешь.
– Всё возможно… всё более чем возможно.
Машина остановилась у обочины.
– Приехали. Удачи, Артём.
– Бывай.
Солнце уже почти скрылось за горизонтом: прохладный весенний ветер мирно разгуливал по улицам, развивал волосы бегающих туда-сюда детей и седые пряди стариков, наблюдающих за всеми со снисходительной улыбкой; на лужах поднимались маленькие волны. На капоте старого джипа вальяжно растянулся рыжий кот, щурясь на вечернем солнце. Пахло уже почти майским теплом
«Идиллия, чтоб её…»
«Есть такое» – отозвалось в голове.
«Значит, не шутил по поводу того, что теперь ты можешь в любой момент ворваться в монолог?»
«А почему бы и нет? Я вообще хотел тебе напомнить, что твой неприкосновенный запас печенья к завтраку ничтожно мал. А если проще, то пора в магазин»
«Твоя правда. Никогда бы не подумал, что от кого-то может быть польза…»
«Ты думаешь, я лучшего о тебе мнения?»
«Эй, это моя фишка!»
«Угу, потом разберёмся, чья это ещё фишка: моя, или твоя»
«Как это может быть твоя фишка, если ты появился позже меня?»
«Да я просто виду не подавал!»
«Ты не поверишь… я не верю»
Молчание. Однако этот голос был прав – сегодня стоило пойти в магазин.
Ближе всего находился супермаркет «Славяна». Артём, сколько жил здесь, всегда видел стабильный поток покупателей в этот магазин, который отлично справлялся с функцией продуктового гастронома далеко не в центре города. Пусть там и никогда не появлялись изыски, которые можно было без труда найти в «Соколовском», где даже цены соответствовали названию и, обычно, очень высоко летали, всё же в «Славяне» было всё то, что требовалось для сытой жизни.
Автоматические двери бодро распахнулись перед идущим юношей. Артём взял корзину и вышел в основной павильон, где и находились все товары, местоположение которых не менялось из года в год, и было выучено ещё в первый месяц после переезда со старой квартиры.
Мама настаивала на том, чтобы Артём остался в их потрёпанной трёшке. Но он понимал, что будет использовать всего одну комнату, а вот убирать придётся все сразу. Лишь через пару недель споров, в качестве компромисса, Артём согласился сдать её одной небольшой, но приятной в общении семейке, которых он мысленно называл «господа Федотовы» – тихая, далеко не самая обычная, но вполне порядочная молодая пара, готовящаяся к скорой брачной жизни.
Поначалу их нестандартность не показывала себя, однако, чем дольше они жили в квартире, тем чаще Артём стал это замечать и понял, что всё намного сложнее, чем могло показаться сразу. Главой семейства по праву мужчины был признан Валентин Федотов – представитель если уж не самых высших,
Вика не имела фамилии, потому с удовольствием взяла титул Федотовой. Никто толком не знал, как она оказалась в приюте, она же отлично знала, что не хочет знать своих родителей. Будучи изгоем не столько для окружающих, сколько для самой себя, Вика отдала всю свою жизнь спорту, окунулась в мир бокса, закрепляя дух и укрепляя характер, однако это же и играло с ней злую шутку. Пока все активно раздумывали на тему отношений и любви, её шансы на этом фронте таяли с ужасной скоростью. Оттого всех пробрало ещё большее удивление, когда она открыла свой внутренний мир главному зубриле города, пала к его коленям и, подобно жар-птице, переродилась, став нежной и любящей девушкой, воспитанной заново Валентином, и ставшая почти что незримым идеалом нравственности.
Артём не мог сказать, мог бы он сделать что-то подобное: несмотря на всё, он считал, что многое зависит ни столько от него самого, сколько от человека, которого приходится перекраивать вдоль и поперёк; вставлять новые детали в голову; подправлять что-нибудь, а самое главное – оторвать часть своего любящего сердца взамен сердца другого человека, не знающему ласки, вдохнуть эту любовь. Для такого нужна титаническая сила воли, сильная любовь к людям и, несомненно, целый океан ещё большей любви всего к одному человеку из всех на свете, ради которого будет не страшно осушить этот океан до половины, рискуя, что он засохнет.
С такими мыслями, вспоминая жильцов квартиры, Артём вышел из магазина, уже поднялся на свой этаж, открыл дверь и поставил пакет в прихожей, после чего заглянул в комнату и, устремив взгляд на фотографию, сказал:
– Я дома, Вера, – он улыбнулся так, будто она могла слышать и ответить ему. Впрочем, а почему бы и не могла?
Поставив пакет на кухне, Артём начал вытаскивать оттуда то, что купил в магазине: замороженный фарш, банки томатного соуса, пачку гречки, пакет макарон и огромную стопку печенья, которая была бережно расставлена на одной из верхних полок. Солнце уже успело скрыться, время начало замедляться, видя, что Артём в последний на сегодня раз снимает с себя пальто. Часы показывали десять вечера – в такое время не приходило ни одной мысли о сне, ноутбук не манил к себе столькими возможностями для полной капитуляции свободных часов перед сном, потому он снова обулся и спустился на пять этажей ниже.
«На площадке четыре двери: в трёх не те, кого хотелось бы тревожить, в последней Марго. Внимание, знатоки! В какой двери Марго?»
«В самой левой» – уж слишком быстро и самоуверенно ответил голос в голове.
«А ты-то откуда знаешь?»
«Интуиция. Звони давай»
Артём вдохнул и позвонил в висящий рядом дверной звонок. Через несколько секунд пахнуло перегаром, и в дверь высунулся мужчина с пивным животом, обросший щетиной.