Отражение Ворона
Шрифт:
– По-твоему выходит, значит, и немцам надо было бы дать свою могилу в их Доме Инвалидов, чтобы приходили посокрушаться о тех днях, когда под ними почти вся Европа была? – буркнул Жиль.
– Мне все равно, – отмахнулась Нюта. – Вы, европейцы, совсем повернулись на своем объединении, ревнуете к Америке, она, дескать, выскочка, у вас, дескать, история цивилизации, Рим и Афины, а Америке всего двести лет, а вот выскочка, да богатая…
– Все вы, американочки, такие патриотки? – Жиль не выдержал
И снова замолчали.
Долго молчали.
И Нюта опять принялась думать о том, как соскочила с крючка.
Соскочила ли?
А не едет ли в задней за ними машине сам Константин Сергеевич Асуров?
Нюта бросила взгляд в зеркало заднего вида.
Машины сплошным потоком. «Мерседесы», «ауди», «фольксвагены».
И никому ни до кого дела нет, кто куда едет!…
Мальмеди, Тье, Лимбург… Не тот ли это Лимбург, про который в «Евгении Онегине» у Пушкина: «Меж сыром лимбургским живым и ананасом золотым?»
Городки мелькали и оставались позади.
Красные черепичные крыши, островерхий шпиль с ангелом над городской церковью. Отсюда, с фривея, который обходил населенные пункты, городков этих и не разглядеть. Да что там? В каждом по пять тысяч зажиточных бюргеров, по паре супермаркетов, по паре школ… Мэрия на площади, да церковь. Да еще мемориальная доска – здесь мальчик Ван-Дер-Бойм в годы нацистской оккупации совершил великий подвиг сопротивления, из-за угла показав немецкому офицеру фигу…
– Скоро и наш городок, не доезжая Льежа – направо, как Труа-Пон проедем, там, где толл-плаза, и по местной дороге семь километров до нашего Ахена… – вздохнул Жиль.
– Так вы немцы, что ли? – спросила Нюта.
– Немцы – это немцы, – ответил Жиль, – а валлонцы – это валлонцы.
– А почему Ахен? – не унималась Нюта.
– А потому что в Европе все как в овощном супе в маленьком котелке – морковка с горохом, лук с капустой, картошка с сельдереем… – ответил Жиль, замедляя бег автомобиля.
Они подъехали к тому месту, где платят за скоростной фривей. Здесь и без того широченное шоссе становилось еще втрое или вчетверо шире, чтобы по законам гидравлики, не ограничивая грузопотока, дать водителям возможность быстро оплатить очередной участок пути.
Нюта еще в Штатах привыкла к этой процедуре.
Не выходя из машины, Жиль засунул кредитку в автомат и, получив чек, проехал через контроль.
Они свернули направо. Местная дорога, скорее не дорога, а аллея, шла по распаханному под зиму полю, отгороженная от сельскохозяйственных угодий линией тополей с редкой пожухлой листвой. Впереди тащился трактор. Жиль погудел ему. Но старик в соломенной шляпе, что сидел за рулем «Катерпиллера», и ухом не повел…
Такая вот здесь в деревне размеренная жизнь.
Это
А все эти Ахены, Спа, Лимбурги… Одно название!
В России бы они назывались Березовками, Гореловками да Семеновками…
Как и положено хорошему сыну, Жиль несколько раз звонил с дороги по мобильному.
Их ждали.
По-европейски сдержанная формальность объятий…
Седенькая, но подкрашенная маман в очочках, вполне крепкий, с пивным брюшком и подкрученными на прусский манер усиками папаша… Три кузена, две кузины, тетя, дядя и еще и еще какие-то соседи, Анюта сразу всех не запомнила.
– Вы подруга Жиля по университету? Тоже приехали на каникулы? – с улыбкой спрашивает очередная кузина, протягивая руку для пожатия.
– Нет, она не учится со мной, но тоже приехала к нам на каникулы, – отвечает за нее Жиль.
– Добро пожаловать в Ахен. Вы американка?
– Вы поедете с нами завтра на ярмарку в Антверпен?
– Вы умеете ездить на мотороллере?
– Вы любите кататься на роликах?
Их всех так много.
Они все так шумят.
Дети бегают.
Тетки орут на своих малышей.
– Antoine, ne touche pas зa, je te dis de ne pas y toucher, Antoine, je vais me fйcher, tu va кtre puni! – перекрикивает остальных одна, самая горластая, велит своему Антуану не трогать чего-то, а не то будет наказан.
Анну заботливо проводили наверх. Просторная спальня в мансарде с клинически белыми стенами. Свой отдельный туалет и душевая.
– Мы ждем вас в столовой, Анна! Через пятнадцать минут!..
И вот, спустя два дня, лежа поверх одеяла в этой небольшой уютной комнатке в мансарде дома родителей Жиля, Анюта наслаждалась тем, что никуда не нужно было торопиться.
Через полчаса ее ждут к обеду. Как это прекрасно!
Это не гостиничная свобода, где ты сама себе полная хозяйка, но в то же самое время, и до тебя никому нет никакого дела.
А тут…
Какие они милые!
И как прекрасно, наверное, жить в большой семье, будучи окруженной любовью и заботой.
Все последние месяцы Нюта, напротив, казалось бы наслаждалась полной свободой, свободой ничем не ограниченной, кроме собственных страхов, что есть наконец, та черта, за которую нельзя переходить, и что есть предел терпению ангела-хранителя, который до поры бережет-бережет, а в какой-нибудь момент отвернется, или зазевается, и полетит Анюта в тартарары, так как все время ходит по самому краю. По самому краю.